– Чего ты хочешь теперь?
Я качала головой. Пусть жизнь и обрела новые краски, я все еще не чувствовала себя в безопасности, а пока ты не закрыл базовый уровень потребностей, невозможно тянуться к чему-то большему. Это так не работает.
Сам Мокки всегда хотел одного: свободы и власти над гильдийским кварталом. И шаг за шагом он добивался этого, пока не встал во главе братства Полуночи, подмяв под него заодно братство Сломанной отмычки и братство Скользких.
Два года назад произошло нечто странное.
Власти Зайверино объявили, что нашли Хэвергри Лайсо – то есть
Я была в шоке. Я прибежала к Мокки. Он только недавно возглавил воров, его власть находилась под сомнением, но он все равно оставил братьев и сестер Полуночи на неделю – и мы направились в Зайверино, где взломали судебные архивы. Я раздобыла документы следствия, а Бакоа разговорил помощника судьи. Мы выяснили, что та девушка умирала от болезни и согласилась на такую сделку в обмен на щедрые выплаты ее семье.
– Это дело надо было закрыть, понимаете? Надо было закрыть… – всхлипнул клерк, привязанный к стулу, стоящему на краю крыши, с ногой Бакоа, упершейся в перекладину: легкий толчок – и…
– А родители Хэвергри Лайсо были на казни? – ласково уточнил Мокки, раскачивая стул на задних ножках.
– Нет. Они не приехали. Сказали – это не их дочь. Мы попросили… Попросили газеты сказать так: «Чета Лайсо отреклась от дочери-убийцы».
Я тихонько выдохнула.
Все эти годы я слала родителям анонимные письма, суть которых сводилась к тому, что я жива и однажды обязательно вернусь. Но пока – нельзя. Как и отправить мне ответную весточку.
– Что ж, теперь ты сможешь жить спокойно как Джеремия Барк, – сказал Мокки, когда мы возвращались в столицу.
– Ничего подобного, – покачала головой я. – Теперь я еще сильнее хочу узнать правду.
Однако некоторым мечтам не суждено сбыться.
Несмотря на все старания, мое исследование не продвигалось ни на йоту. Я не смогла ничего узнать ни об ошибках в ритуалах вызова, ни о сущностях, подобных той, что вселилась в Дерека, ни о шрамах на своей спине – которым уделила особенно много времени.
Иногда мне начинало казаться, что мой поиск бессмысленен, а это действительно просто раны.
Просто темный образ, поглотивший Дерека,
Ведь он слишком торопился с моими друзьями – был ненасытен и голоден. Он убил их, урча, жадно глотая горячую кровь в окружении лилий, в полчаса – одним махом, одной сумрачной тенью – перерезал десять звенящих жизней. Когтем подцепил и выбросил.
Я вас помню.
Я помню вас.
Я не забуду…
13
Шмоточники
«Душевные раны лечатся труднее телесных».
– Джерри. Джеремия. Барк. Госпожа Джеремия Барк. Мать твою четырежды за ногу левым способом, да хватит уже дрыхнуть, воровка!
Кто-то мягко щекотнул меня пальцами по шее – очень неожиданно и гуманно после таких-то слов. Я думала, Тилвас меня тряхнет или пнет, ан нет.
Я открыла глаза и тотчас сурово нахмурилась. Мы больше не были в склепе! Мы находились под стеной замка, на улице. Еще точнее – я живописно раскинулась под розовым кустом, а Тилвас Талвани – невероятно грязный, уже без таори, только в рваной черной тунике – сидел рядом со мной, вертя в руках статуэтку белого лиса. На запястье у него висело несколько мешочков – явно с ценными камешками, прихваченными из склепа. А судя по звукам музыки и хохоту издалека, на противоположной стороне замка все еще продолжался праздник.
У меня же было такое ощущение, будто прошло лет сто, не меньше.
– Как мы здесь оказались? – не поняла я, резко садясь и сбрасывая руку артефактора со своей шеи.
– Я нас вывел. Ты, конечно, тяжелая, но не настолько, чтобы тебя не дотащить.
– Сам ты тяжелый, – поморщилась я.
– Я еще тяжелее, да. Особенно характером, – улыбнулся аристократ.
– А что с цавраску?
– Ничего.
– В смысле – ничего?
– Я ее убил. – Его серые глаза оставались абсолютно безмятежными.
У меня челюсть отвисла.
– Как? – только и спросила я.
Он прищурился:
– Тебя технические подробности интересуют? Или это просто способ показать, что ты шокирована? Если первое – что ж, и такой артефакт у меня тоже нашелся. Если второе – я польщен столь бурной реакцией.
– Но ты… Подожди. Ты ранен?
Я вдруг поняла, что все эти бурые пятна, покрывающие лицо и руки артефактора, – это вовсе не грязь.
– Нет. Я не ранен. Тебе показалось.
– А откуда дыры на тунике?
– Сам на груди разорвал – победу праздновал, – на полном серьезе сказал Тилвас.