Орден ветров (СИ)

Было раннее утро, Элис спокойно спала на больничной кровати. В госпитале было до ужаса скучно, и всё, что оставалось делать волшебнице — завидовать друзьям, гулявшим по Небесной гавани, и спать. Но один из особо назойливых солнечных лучей явно желал прервать утренний сон Элисии. Волшебница попыталась накрыться одеялом, чтобы избавиться от бившего прямо в глаза света, но не успела она этого сделать, как лучик исчез. Чья-то рука неслышно задёрнула плотную штору, закрыв спящую от солнца.

Стражем снов Элисии оказался Огами, который решил в день выписки заглянуть к волшебнице пораньше, но, обнаружив, что девушка спит, не стал будить. Темноволосый клирик сидел на подоконнике, созерцая вид залитой солнечным светом Небесной. Город уже давно очнулся ото сна. Снова закрутилась эта привычная городская жизнь, полная суматохи и спешки. И чем больше он смотрел на этот город, тем больше понимал, что успел отвыкнуть от всего этого. Спокойное проживание в доме на окраине Ведьминой топи было ему куда дороже суеты большого города. Хотя в последнее время покой ему только снился. Снова Огами мысленно помянул Лайта недобрым словом, но беззлобно. Конечно, иногда Огами искренне ненавидел Лайта, но в целом какой-либо неприязни к нему не испытывал. Правда в последнее время отношения двух клириков заметно ухудшились. Огами всегда относился к Лайту как к толковому, но взбалмошному наставнику, к его заскокам — как к неизбежному злу. Лайт же относился к Огами как к младшему брату, вечно порываясь обучить неразумного всем премудростям жизни, и в общем-то даже заботился, но очень специфически.

Задумавшись, клирик не сразу заметил, что волшебница уже проснулась и теперь внимательно смотрела на него. Пара тёмно-фиолетовых глаз глядела как-то слишком внимательно, словно изучала, подмечала что-то, ведомое только одной Элис. Он обернулся, почувствовав взгляд. Она улыбнулась, так искренне-радостно, как никто больше не умел. На душе Огами сразу стало теплее, даже солнце не грело так, как её улыбка.

— Доброе утро, — сказала Элис немного сонным голосом.

— Доброе, — ответил Огами. — Как себя чувствуешь?

Клирик знал, что Элисии до ужаса надоел этот вопрос, но он волновался, поэтому ждал ответа.

— Всё хорошо, не беспокойся, — на лице Элисии всё та же мягкая после сна улыбка.

Он знал, что Элис всегда отвечает так, даже если на самом деле плохо, даже если на самом деле больно. Иногда он ненавидел её за это, всегда он ненавидел за это себя. Но всё равно он будет продолжать спрашивать о её самочувствии, пытаясь по голосу, по глазам и жестам отличить правду от лжи.

— Не могу не беспокоится, — честно сказал Огами.

Он пытался, честно пытался перестать волноваться о ней. Перестать допрашивать после каждого боя о полученных ранах, перестать беспокоиться каждый раз, когда она уходит выполнять миссию, перестать думать о ней, перестать… Глупые попытки. Будто так просто перестать волноваться за близкого человека. Будто так просто перестать любить её! И он не мог перебороть в себе это чувство, за что тоже себя ненавидел.

Элис снова улыбнулась и тихо рассмеялась, погладив его по тёмным волосам. Огами приятно, но он этого не покажет. Всё, как всегда.

Ей лучше ничего не знать. Для кого лучше? Спросил сам у себя клирик. Для всех. Сам же себе ответил он.

— Меня ведь сегодня выписывают, — сообщила Элисия; будто он сам этого не знал. — Поможешь мне собрать вещи? — спросила она так, словно речь идёт о целой куче багажа, но ведь на самом деле вещей очень мало.

— Конечно, — ответил он так, словно умеет ей отказывать.

После трёхдневного заточения в госпитале прохладный воздух опьянял. Элис с наслаждением вздохнула полной грудью и радостно улыбнулась. Всё же бездействие убивало волшебницу.

Она знала, как прекрасен этот день, как ярко сегодня солнце, но не подозревала о том, как прекрасно сияют её глаза в свете этого солнца. Эту тайну знал только Огами, не собираясь никому раскрывать этот секрет.

Так же Элис знала, что уже сегодня состоится второй тур Королевской Битвы, и этот факт не мало беспокоил волшебницу. Она никогда не любила драки. Нет, не бои с монстрами — которые волшебница тоже не особо-то жаловала — а именно драки. «Дракой» она назвала второй тур, где сражались командами по 4 человека. Элисия с удовольствием бы не стала участвовать, предоставив место в команде рвавшимся в бой согильдийцам, но правила не позволяли. Согласно этим самым правилам, глава гильдии был обязан участвовать в каждом бое, за исключением тех случаев, если он небоеспособен. Элис была боеспособна, Элис была полна сил, Элис… не имела ни малейшего желания драться.

После того первого раунда она осознала всю бессмысленность этих боёв. Почему кто-то должен биться на арене? Почему кто-то должен умирать? Даже эти чудовища, здесь они не виноваты. Они всего лишь защищаются!

— Потому, что так устроен мир, — ответил Огами, уголки его губ приподнялись в какой-то извиняющейся улыбке, словно он просил у Элис прощения за весь мир.