Орден желтого флага

— Очень просто. Мастер-иллюзионист, в нашем случае сам Франц-Антон, заставлял себя мысленно увидеть особое пространство. Скажем, некий очарованный остров. Он представлял его себе во всех подробностях, в чем ему помогали художники и декораторы, продумывавшие это измерение вместе с ним. И, чего таить греха, аптекари, снабжавшие его определенными субстанциями, призванными подстегнуть воображение. А потом, когда иллюзия становилась для него равноценной реальности — в чем ему первоначально тоже помогали вещества, — он подключал себя к baquet, и остальные соединенные с прибором медиумы, следуя инструкциям и указаниям, начинали видеть то же самое, что он.

— С открытыми глазами?

— Сперва с закрытыми. Им иногда завязывали глаза. Неважно. Главное заключалось вовсе не в том, что все медиумы видели одно и то же. Главное было в другом.

Смотритель сделал паузу, как бы подчеркивая то, что прозвучит следом.

— Если этих настроенных на одну и ту же мысленную волну медиумов оказывалось достаточно много — обычно восемь или двенадцать, по числу вершин павловского креста, — их коллективная галлюцинация приобретала такую силу, что начинала втягивать в себя людей, просто оказавшихся рядом с baquet и не подключенных к его электродам. Они начинали видеть новый мир вместе с медиумами Месмера. Чем больше оказывалось втянутых в галлюцинацию, тем прочнее она становилась — поскольку новые участники тоже становились ее каталистами. Люди могли перемещаться по ней и даже оставаться там надолго.

— А что происходило с их телами? — спросил я.

— Они попадали туда в своих телах. Или, во всяком случае, так это ими переживалось.

— Подождите, Ваше Безличество. Допустим, некий человек входит в это новое измерение, а кто-то другой смотрит на его тело. Что видит этот другой?

— Алекс, — сказал Смотритель, — первые опыты Месмера — те, которые давали подобный результат, — проводились в глубокой тайне. В особой атмосфере, исключавшей присутствие непосвященных. Если кто-то смотрел на участника опыта, то он гарантированно находился возле baquet с подключенными к нему медиумами. Тем самым он становился участником опыта сам.

— Медиумы перелетали в новый мир вместе со своим баком и зрителями?

— Нет. Медиумы оставались на своем месте, во всяком случае вначале. Но рядом с ними открывался вход в новый мир. Именно этот вход они и позволяли увидеть другим.

— Хорошо, — сказал я. — А насколько устойчивым оказывалось это новое измерение? Как долго его видели участники опыта?

— Его видели до тех пор, пока медиумы продолжали сидеть вокруг baquet. Мало того, медиумы могли сменяться — по одному или по двое, пока остальные продолжали видеть то же самое. Великий Каталист — то есть сам Франц-Антон — должен был при каждом сеансе лично зажигать иллюзию, подключая других к своему сознанию. Но когда на очарованном острове оказывалось достаточное число людей, уже ни ему, ни медиумам не надо было делать особых усилий. Они выполняли просто роль страховки. Месмер мог покинуть свое место у baquet и гулять по очарованному острову лично — особенно после того, как изобрел каску, позволявшую поддерживать связь с baquet через Флюид. Вот как она выглядела первоначально…

Смотритель указал на следующую фреску.

Я увидел лицо Месмера в профиль на фоне каких-то скал. На его голове было нечто среднее между медной пожарной каской и античным военным шлемом. У этого шлема был гребень из множества тончайших металлических штырьков. Каждый кончался медным шариком в форме человеческой головы — размером с горошину.

Из таких же медных голов до сих пор делали свои четки монахи Желтого Флага.

— Потом шлем научились делать в виде шляпы, — сказал Никколо Третий. — Металлические резонаторы прятали в поля, и Месмер ходил по очарованному острову в треуголке. Теперь даже избранные клиенты не понимали назначения бака — они были уверены, что все держится на внушении Франца-Антона. А когда народу собиралось много, Месмеру уже не требовалось усилий, чтобы сохранить иллюзию живой и свежей. Достаточно было просто глядеть по сторонам.

— Хорошо, — сказал я, — а какова была… э-э-э… мощность бака?

— В каком смысле?

— Ну, какого размера иллюзию можно было создать с помощью одной такой бочки?

Глаза Никколо Третьего в прорезях маски стали круглыми.

— А каков размер иллюзии, Алекс?

— Ну, я неправильно выразился. Не размер, а… Наверно, масштаб?

— Мой друг, — ответил Никколо Третий, — иллюзия по своей природе есть понятие… я бы сказал, логическое. Она или есть, или ее нет. И если она есть, то ее размер и масштаб могут быть любыми, потому что они тоже иллюзорны.

— Да, — согласился я, подумав. — Это так… И что произошло дальше?

Смотритель указал на следующую фреску, и я покатил кресло к ней.

На стене была изображена вереница придворных — словно бы длинная куртуазная очередь к королевской туфле. Рисунок был не особо подробен, но Смотритель хлопнул в ладоши, и фреска ожила.