Ордер на молодость (Сборник с иллюстрациями)

Что означает «постараюсь полюбить»? Я понял в самом благоприятном смысле. У меня выросли крылья… добавочные, потому что и так крылья были распахнуты — разговор этот шел над облаками. Надежда забрезжила вдали. Велено было терпеть, не торопить. Согласен. Буду ждать сколько угодно, хоть всю жизнь.

Пока подвиги не были названы, и любовь я завоевывал стандартно — подарками.

Подарки я любил дарить еще с раннего детства. Надеюсь, что постепенно и научился дарить. Знаю, что нельзя дарить что попало… что на глаза попалось.

Надо угадать затаенные мечты. А какие мечты у Сильвы? Тут уж я был сверхвнимателен, к каждому слову, к каждому намеку прислушивался. Узнал, что Сильва любит цветы, любит сладости, любит красивые старинные безделушки, музыку любит — собирает записи концертов и классических драм. Конечно, она и сама могла заказывать по своему вкусу на складе, но у кого же хватит терпения пересматривать современные бесчисленные каталоги, выискивая наилучшее из лучшего. Так вот, я не жалел времени, выискивал самое замечательное среди новинок, такое, что Сильва еще и пожелать не успела. И на свидание являлся с пышным букетом тропических цветов или же вручал пакет с таинственной надписью «Подарок».

— Ах, Юшик, что там такое? Ну, ты балуешь меня, слишком балуешь. И что же там?

Можно, я сейчас разверну? Ну, Юшик, ну, Юшик, что ты возишься? Не дразни меня, дай сюда, дай, я сама. Я же такая нетерпеливая, я умру от любопытства.

Лентозаписи она любила больше всего. И именно я, никто другой, принес ей ленту «Отелло» с Терновым в двух ролях — и мавра он играл, и Яго.

Тернова все тогда считали великим артистом, ахали: «Какой диапазон: и Отелло, и Яго — такие разные характеры!» Сейчас-то я думаю, не только артистическое, но и спортивное что-то было в Тернове: пел, танцевал, сам себе аккомпанировал, играл две роли, три роли, все роли. Как бы испытывал себя: могу ли, все ли могу, могу ли и себя превзойти? Возможно, такое расползание вширь связано с неумением овладеть глубиной. И неуверенность в себе, и постоянная жажда опровергнуть новым успехом свое бессилие. Но это моя современная оценка, взгляд с дистанции в сорок лет. А тогда для меня Тернов был только знаменитостью, от которой все в восторге, все поголовно. Голосом восхищались особенно: бархатный баритон, мягкий, задушевный, обволакивающий.

«Проникновенный голос,» — говорили девочки из нашего класса. На лентозаписи Тернова шли миллионные заказы из всех республик Всемирной федерации. Он еще репетировал, а заказы шли и шли. Нетерпеливые любители пробивались на репетиции со своими видеофонами. Вот у одного из таких энтузиастов я и списал «Отелло».

Сильва просмотрела драму три раза подряд, восхитилась и приказала мне достать полное собрание лент Тернова. Я совершил этот подвиг, проник в Театральный архив, провел там неделю, проявил бездну трудолюбия за счет подготовки к экзаменам и переписал все постановки с участием Тернова, начиная со студенческих этюдов. Сильва поцеловала меня.

Поцеловала!!!

Первый поцелуй девушки! Увы, не влюбленный, благодарный! Но помню его. Всю душу мне перевернул. Вот сейчас закрою глаза и почувствую прикосновение губ (не теплых — горячих!) на правой щеке, чуть пониже скулы.

Счастливая скула!

Архитектура была забыта. Теперь за облаками шел (разговор только о театре, только об искусстве артиста, артиста Тернова персонально, все о Тернове — о его творческой манере, о его проникновении в образ, о его трактовке образа, о его за сердце хватающем баритоне, о модуляциях голоса, о модуляциях мимики. О Тернове, Тернове и все о Тернове.

— Вот за такого человека я пошла бы замуж хоть завтра, — проронила Сильва однажды.

Я как-то не обратил внимания, не принял всерьез такое заявление. Мысленно не мог преодолеть несообразной дистанции: всемирная знаменитость и хорошенькая школьница. С таким же успехом можно сказать: «Я пошла бы замуж за Отелло» или «Я пошла бы замуж за Шекспира». Где Шекспир и где Сильва!

Но неделю спустя, посмотрев Тернова в «Меджнуне», Сильва вернулась к теме по-новому:

— За таким человеком я пошла бы на край света. Пальцем поманил бы, и пошла бы с закрытыми глазами.

— С закрытыми?

— Пошла бы! Ничего не прося, ничего не спрашивая, никаких условий не ставя.

Очень странный голос был у нее. Помню, я даже обернулся, хотел в глаза заглянуть, но в полете это не получается. Летим рядом, профиль вижу. Очень напряженное лицо: шея вытянута, взгляд вперед устремлен. Впрочем, в полете это естественно: крыльями машем, напрягаемся и вытягиваемся для обтекаемости.

— Сильва, объясни, что означает «никаких условий не ставя»?

Не ответила.

Но объяснение пришло скоро, в следующем полете или через один.

— Юш, — сказала она, — ты мой друг, самый верный из друзей. У меня есть тайна, такая тайна, что нельзя сказать подругам, сестре, даже маме. Но мне необходимо поделиться. Я люблю, Юш. Я полюбила Тернова. Всерьез, по-настоящему, и другой любви у меня не будет в жизни. И я решила признаться. Прямо позвоню и скажу.