Ордер на смерть

— Тихо, Рекс, тихо!.. Кто там, чего надо?

— Это мы, Петрович, открывай, — не очень громко сказал Пижон, в очередной раз быстро посмотрев по сторонам.

Лязгнул засов с той стороны забора, и в нем приоткрылась дверь — чуть поменьше человеческого роста. Пижон шагнул в нее и пожал руку бородатому мужику в джинсах и синей рубашке навыпуск. Мужик осторожно спросил своего гостя:

— Ну как — с вами этот, старый-то? У меня все готово.

— С нами, дрыхнет там, в машине… — Пижон закурил. — Мы его волшебной водочкой накачали, со снотворным. Еще долго дрыхнуть будет… Артур не звонил? Что делать со стариком?

— Не-а… — протянул Петрович, почесав свою густую черную бороду. — Фигня, щас свяжемся! Ну, волоките ветерана сюда…

Пижон вернулся к стоявшему за забором Угрюмому, и они пошли к машине. Взяли под руки старика и поволокли его — как обычно волокут всех пьяных — на дачный участок. Ордена на кителе Виноградова тихонько позвякивали, но сам он стал каким-то грузным и даже вообще не подавал никаких признаков жизни. Собака во дворе — красивый пес из злющей породы кавказских овчарок — вдруг жалобно завыла и прижала уши.

— Что за херня? — в недоумении остановился перед появившейся троицей Петрович. — Да он же, по-моему, окочурился!

— Как так — окочурился? — посмотрел на старика Угрюмый.

— Ну точно! — Петрович пощупал холодную руку старика. — Так и есть. Во дела… Жмурика ко мне притащили! Что ж вы?

Пижон и Угрюмый поволокли тело старика дальше, внесли его на веранду и положили там на пол. Старик лежал с побелевшими губами и закрытыми глазами, раскинув руки.

— Как так — не пойму! — удивлялся Пижон. — Не мог же он от снотворного дуба дать? Хотя — кто ее знает, химию эту сраную…

— Да чего уж теперь… — Петрович встал на колени рядом с телом Виноградова и приложил голову к его груди. Потом еще раз пощупал пульс. — Ну да, помер дядька. Может, инфаркт какой? Ха! Чего-то вы, ребятки, перестарались, кажется. Никогда вы мне еще покойничков не подбрасывали…

— Какая разница! — Пижон вдруг ухмыльнулся. — Сам знаешь: днем позже, днем раньше… Так хоть тебе грех на душу не придется брать, а, Петрович? Сам подох, тебе же работы меньше…

— Ладно вам — из меня палача делать! — отрезал Петрович и нахмурил густые брови. — У всех в команде своя работа. Вы, можно подумать, ангелы во плоти… Давайте звонить.

Он сходил в одну из комнат, бесшумно ступая по вязаным половичкам, в большом количестве разбросанным по деревянному полу, и принес оттуда мобильный телефон. Сам набрал номер.

— Алё? Артур Викторович?.. Ага, я… Ага, здесь. Довезли-то довезли, только старичок-то наш того, скончался… Ну да… Не знаю. Я его даже пальцем не трогал, он сам… Сейчас…

Петрович передал трубку телефона Пижону. Тот взял ее, поздоровался с шефом, с озабоченным лицом слушал, что тот ему говорит. Потом закивал, суетливо отвечая на вопросы:

— Ключи у меня… Сказал, что один дома. Совсем… А сегодня к нему вечером эти будут ломиться, соседи его. И еще какой-то боевой товарищ. И все… Этого мы не спрашивали… Так вы же нам не говорили про это, Артур Викторович, точно!.. Ага, я все понял. Сегодня все привезем, да. И — уезжаем.

После разговора с шефом все трое — Угрюмый, Пижон и Петрович — не спеша попили чайку, по ходу чаепития обсуждая и координируя свои дальнейшие действия. Договорились о том, что Петрович и Угрюмый доставят тело умершего в крематорий, где его сегодня же ночью сожгут — у них там есть свои люди. Пижона высаживают у ресторана, куда придет за ключами Артур. Он получает деньги за работу, потом встречается с Угрюмым — и они возвращаются к себе в Тулу.

Вечером того же дня соседка Николая Тарасовича Виноградова, Марья Игнатьевна, столкнулась у двери своего соседа с невзрачным на вид мужиком в костюме и при галстуке. Он как раз нажимал — и, кажется, делал это уже не в первый раз — кнопку дверного звонка.

— Ой, здравствуйте! — осторожно поприветствовала она незнакомца, который, похоже, уже отчаялся дозвониться в дверь. — А вы что же — к Николай Тарасычу в гости? А его что-то нет!

— Да уж вижу… — Мужик дружелюбно посмотрел на сухонькую, подвижную старушку с костяным гребешком в жиденьких волосах и в нарядном, по случаю праздника, платье. Обратил внимание на то, что она вроде бы тоже собиралась звонить соседу — но теперь с любопытством разглядывала еще одного посетителя.

Вдруг она всплеснула руками:

— Коля, да, никак, это ты? Я тебя совсем не признала! Ты-то меня хоть помнишь? Видишь, какая стала слепая, и память подводит… Слушай, да что с тобой стряслось такое? Ты же в том году совсем другим человеком был! Чего так сгорбился-то, Коля?

Мужик поставил пакет, который до сих пор держал в левой руке, на пол у двери, пожал плечами и улыбнулся:

— Ох, а я ведь тоже вас поначалу не признал… Один раз в жизни виделись — немудрено! Извините, забыл ваше имя?