Нортроп с трудом приоткрыл один глаз. Маурильо, из всех людей Маурильо!
— Доктора, — захрипел Нортроп. — Быстро! Ради бога, боль! Тэд, помоги!
Маурильо посмотрел вниз и улыбнулся. Без единого слова он направился к телефонной будке на расстоянии шести футов, опустил монету и набрал номер:
— Пришлите сюда телевизионный фургон, быстро. Есть материал, шеф.
— Доктора, — пробормотал Нортроп. — Хотя бы шприц, дайте шприц! Боль…
— Хочешь, чтобы я убил боль? — осклабился Маурильо. — Ничего подобного. Только продержись. Поживи, пока мы наденем тебе шлем и запишем все это на пленку.
— Ты не работаешь для меня. Ты не в программе.
— Конечно, — ответил Маурильо. — Я теперь с фирмой Трансконтиненталь. Они тоже начинают показывать “Кровь и внутренности”. Только им не нужна вся это бумажная волокита — формуляры, согласие, отказы.
Нортроп задохнулся и от удивления открыл рот. Трансконтинентальные контрабандисты, они продавали пленки в Афганистан, Мексику, Гану и бог знает куда еще. Программа, которую даже не передают на мир по всем каналам. Никакого гонорара! Умирать в агонии ради выгоды банды грязных мошенников. Это хуже всего, подумал Нортроп. Только Маурильо мог пойти на такую сделку.
— Шприц! Ради бога, Маурильо, шприц!
— Ничего подобного. Через несколько минут приедет телефургон. Они тебя зашьют, и мы миленько отснимем материал на пленочку.
Нортроп закрыл глаза. Он чувствовал, как его внутренности словно горели в огне. Усилием воли он заставлял себя умереть — хотелось обмануть Маурильо.
Но тщетно. Он продолжал жить и страдать. Это тянулось час. Достаточно времени, чтобы записать его предсмертную агонию на пленку. И в последнее мгновение Нортроп подумал о том, как это чертовски стыдно — не показаться в полном блеске на своем собственном спектакле.
Доналд Уэстлейк
СМЕРТЬ НА АСТЕРОИДЕ
Мистер Гендерсон призвал меня в свой кабинет только через три дня после моего возвращения на Землю. Это походило на поощрение — обычно разъездным агентам Танжерской всеобщей страховой корпорации не дают задерживаться на базе больше тридцати шести часов.
Гендерсон энергично потряс мне руку. Это означало, что он доволен моим отчетом и явно собирается подсунуть еще какое-нибудь запутанное дело. Радости мало. У меня даже мелькнула мысль, не вернуться ли назад, в отдел по расследованию краж и пожаров. Но я тут же подавил это желание. Хотя здесь мне и приходилось копаться в ворохе бумаг, одна бессмысленнее другой, зато правление безропотно оплачивало все непредвиденные расходы.
Я устроился в кресле, и Гендерсон начал:
— Вы хорошо поработали на Луне, Стентон. Вам удалось сэкономить для компании значительную сумму.
Я изобразил на лице скромную улыбку.
— Благодарю вас, сэр.
А про себя подумал, что компания вполне могла бы выделить из этой самой суммы некую толику для парней, которые ради нее гоняют к черту на кулички.
— На этот раз, Джед, вам понадобится весь ваш нюх, — продолжал Гендерсон, вперив в меня пронзительный взор (насколько это позволяла его круглая физиономия). — Вы знакомы с системой выплаты пенсий лицам опасных профессий?
— В самых общих чертах.
Гендерсон удовлетворенно кивнул.
— Мы решились на создание пенсионных фондов для тех, кого компании обычно не страхуют: звездолетчиков, изыскателей на астероидах, — короче, для всей этой братии, пребывающей в невесомости.
— Понимаю, — вставил я, хотя пока плохо представлял, куда он клонит. Очевидно было одно: очень скоро мне придется покинуть нашу теплую матушку-Землю, что отнюдь не вызывало у меня энтузиазма.
— Вот каким образом мы это делаем, — мурлыкал дальше Гендерсон, не замечая у меня тоски во взоре или предпочитая ее не замечать. — Клиент вносит нам определенную сумму. Он может внести ее всю сразу, может делать это помесячно, может и задержать выплату, но при непременном условии, что вся сумма будет внесена до оговоренного дня выхода на пенсию. Клиент сам выбирает дату. С этого момента уже мы обязаны выплачивать ему пенсию. Вам понятно?
Я кивнул. Хотя все еще не мог взять в толк, какая тут выгода для нашей доброй Танжерской страховой.
— Такая форма выплаты гарантирует клиенту безбедную старость. Конечно, каждый старатель, копающийся там, на Поясе астероидов, надеется открыть богатую жилу. Но обычно везет одному из ста. Для тех, кто ничего не нашел, наш фонд — спасение. Человек возвращается на Землю и до конца своих дней ведет приличный образ жизни.
Я, как и подобает примерному служащему, заинтересованно кивал головой.
— Разумеется, — тут Гендерсон поднял палец, — речь идет не о
Ага, вот она, ловушка! Я знал примерную статистику “нестрахуемых” с Пояса астероидов. Из них мало кто дотягивал до сорока пяти, а тем, кому удавалось возвратиться, было отмерено два, от силы три года. После двадцати лет, проведенных там, наверху, человек не в состоянии привыкнуть к жизни на Земле.