Вести из Новгорода ошеломляли одна за другой. В начале зимы княжич Ростислав и посадник Водовик собрали новгородский полк из числа своих сторонников и двинулись на Торжок. Означало ли это начало войны с переславским князем, или же Ростислав и посадник пытались повести переговоры с князем Ярославом в Торжке? Возможно, что под предлогом переговоров они замышляли смять заслоны на дорогах, ведущих к Новгороду, а затем пропустить или захватить хоть какие-то обозы с продовольствием. В Переславле терялись в догадках. Ясно было одно, обстановка в Новгороде переломилась и противники переславского князя пытались найти хоть какой-то выход из того трудного положения, в котором они оказались. Князь же Ярослав Всеволодович, как только получил известие о выступлении врагов, тотчас призвал под свои знамена весь переславский полк и двинул его к Твери. Тут же послали известить о срочном сборе полков и выступлении на запад в Дмитров, Вышгород, Кснятин, Микулин и Тверь. Обратился Ярослав Всеволодович за помощью к Владимиру Московскому и московским мужам, к Васильку Ростовскому и его младшим братьям. Полки собирались и зимним уже санным путем двигались к Зубцову, Волоку Ламскому, Микулину, Твери, Угличу, Белоозеру.
Следом к Твери со своим двором и дружиной двинулся и сам Ярослав. Старшего сына Феодора он по его сыновьей просьбе пока оставил дома присмотреть за делами, а жаждавшего военных дел Александра взял с собой. Правда, Феодор и сам обещал батюшке долго в Переславле не сидеть, а при первой необходимости сразу же выступить вслед за отцом. Втайне же в своей душе он понимал, что пришло время расставаться с Нежданой. Он чувствовал, что-то новое, великое и бесконечное ожидает его в скором будущем. Это новое пугало и одновременно радовало его. Он смутно чувствовал, что там впереди ждет его уже почти забытая, но вечная и «крепкая как смерть любовь». Грозное и прекрасное видение чудного града на берегах Волхова все чаще появлялось перед его мысленным взором и звало, тянуло к себе. И потому он не торопился проститься с Нежданой. Ибо она смогла подарить ему не один час безмятежного и сладкого счастья. И расстаться с ней ему хотелось тихо, мирно, без слез с ее стороны и упреков. Более всего боялся молодой князь оставить в душе любящей девушки горькую память о себе и обиду.
В натопленных палатах княжеского терема в Клещином Городке было тепло и сухо. Неждана как всегда пришла к Феодору в изложницу в полночь. Он ждал ее. Она явно была встревожена, так как вести о сборах и выступлении переславского полка и княжеской дружины дошли и до нее. После страстных поцелуев, объятий и близости она легла к нему головой на плечо и, лаская его легкой дланью по груди, повела тихий и ласковый, но полный тревожных ноток разговор. Она стала выспрашивать у Феодора о том, куда пошел его батюшка Ярослав с полками, почему не взял с собой старшего сына. Князь отвечал, что батюшка пошел к Твери. Он долго рассказывал ей, что в Новгороде творятся плохие дела, что новгородский князь Ростислав и посадник с войском пришли в Торжок и грозят рубежам Переславской земли. Однако на вопрос о том, почему он здесь с ней, а не в походе, Феодор не ответил. Неждана, может быть, и сама, без слов, поняла это, и благодарно поцеловала его в уста.
Поцелуй этот оказался долгим и сладостным для обоих. Их руки стали трепетно ласкать друг друга, хотя уста так и оставались слитыми в поцелуе. Затем он оторвался от нее, склонился над ней и стал лобзать ее маленькую грудь, живот, бедра, маленькую стопу, пахнувшую горько-сладким, полынным запахом. Следом она, как кошка, вывернулась из его объятий и, откинув его на спину, села ему на чресла, поджав ноги в коленях. Ее длинные волосы свисали над ним и закрывали ее лицо и грудь. Он чувствовал только ее волшебные персты на своем теле, распластанном перед ней, и бедра ее ног, сжимавшие его с боков. А она, повинуясь какой-то, понятной, видимо, только женщинам, чудодейственной силе волшебства, силе любви, жизни и продолжения рода, заложенном в ней от начала времен, совершала над ним какой-то неземной ритуал любви, творила какие-то колдовские заклинания. Феодор был ниспровергнут, обессилен ее чарами и лежал, не шелохнувшись, затаив дыхание, лишь изредка издавая бессильные, сладостные стоны. И в этот раз она взяла его, сидя на его чреслах, так, как и хотелось ей. На самой высокой волне страсти они застонали и закричали почти одновременно, но он на мгновение опередил ее.