С того дня как войско ушло из Оденпе на помощь Дерпту, горожан не покидало нараставшее с каждым днем чувство тревоги и отчаяния. Город готовился к обороне. Ворота пригорода и замка были постоянно закрыты и открывались только по особому разрешению фогта. Так продолжалось около недели. И вот ранним, пасмурным утром город огласили стоны, плач, крики радости. Неле еще спала, но сон ее был тревожен, как и у большинства горожан. Сквозь этот тонкий и нервный сон она услышала шум, топот копыт, бряцание оружия и доспехов. Сначала ей показалась, что на город напал враг, и горожане спешат к стенам, чтобы обороняться. Но потом она поняла, что множество людей двигаются не к стенам, а к замковому холму города. Вскочив с постели и накинув на себя верхнее платье, она выбежала из спальни, и быстро стала спускаться вниз по лестнице, чтобы выйти во двор. Отворив наружную дверь, она услышала тяжелый и тревожный гул набатных колоколов, несшийся с вершины холма из замка. Ее девушка-прислуга уже стояла на дворе. А мимо них по улице медленно и тяжело шла конница. И кони, и всадники были явно предельно утомлены. Многие воины, перевязанные грязным и еще сырым от крови тряпьем, ехали опустив головы долу. Некоторые еле держались в седле. Тягостное молчание царило среди возвращавшихся, изредка слышна была немецкая брань. Тихо и устало ржали кони. Население Оденпе, встречавшее войска, в суматохе толпилось у своих домов' Многие женщины или девушки подбегали к проезжавшим и что-то выспрашивали у них о своих близких. После ответа редко слышался радостный вскрик или благодарственная молитва, но все чаще слышались причитания, плачь, крики печали и ужаса. Кто-то падал на руки к родным у же без чувств. Гул набата и серые рассветные сумерки лишь подчеркивали трагизм происходившего. Неле сжалась в комок и с мольбой к Богу на устах всматривалась в группы потрепанных и израненных воинов, проезжавших мимо. Глазам своим не поверила, когда от остальных всадников отъехало двое и направило своих коней прямо к их дому. В сердце ее потеплело, и она словно растаяла, когда увидела, что один из подъезжавших верховых ее жених Иоганн. Не доехав до нее саженей пяти, он остановил коня и тяжело сошел с седла. Она рванулась к нему, а он, прихрамывая на десную ногу, пошел ей навстречу. Через несколько секунд она обливала слезами радости и целовала его кольчугу на груди, а он сильно исхудавший, ослабевший от раны, крепко обнимал ее, целовал нежными устами в мокрые глаза и колол ей щеки светлой щетиной давно не бритого лица. Он шептал ей, что чудом и ее молитвами выжил в страшной схватке и чуть не утонул в реке, шептал, что любит ее, что сберег себя лишь ради нее. Скупая слеза, вышедшая из уголка глаза, потекла по щеке рыцаря, пробивая себе дорогу среди волосков усов и бороды.
Все следующие три дня жители Оденпе приходили в себя после пережитого потрясения. Сельское население сбегалось со всей округи под защиту пригородных укреплений. Город переполнился народом. Округа была разорена и выжжена русскими. Зарево пожаров кровавыми отсветами играло в потускневшем ночном небе все эти дни. Запах гари и дыма подавлял все остальные запахи. Оденпе готовился к обороне. Но русские, разорив окрестности, к городу близко не подошли. На четвертый день они, по слухам, ушли к Дорпату, а затем перешли Эмбах, но, все еще угрожая Дорпату, стояли где-то у Чудского озера. Они увели с собой множество пленных и увезли много награбленного добра. Их никто не преследовал. Вслед за этим власти Оденпе и Дорпата направили посольство к новгородскому королю Ярославу с просьбой о мире. Мир был заключен на условиях, выгодных русским, и те ушли восвояси.