Ордынская броня Александра Невского

Потом и это прошло. Страсть, вызванная ее ласками, выжгла остатки боли и наполнила сердце. Он вдруг понял, что сейчас не стоит жалеть о прошлом, думать о будущем. Пусть все решается само собой, так, как хочет того Господь. Сейчас же надо брать от жизни то, что послано ему. Эти мысли пробудили в нем мужское начало, и он с остервенением и вожделением овладел ей. Она стонала от сладости и боли. Но он не завершил начатого. Его уста терзали и пили ее. Страсти, казалось, не будет конца. В глубине своего сознания и своей души Александр понимал, что мстит ей за боль, которую она причинила, причиняла и еще причинит ему. Однако сделать с собой и со своими чувствами ничего не мог. Это исступление продолжалось с ним до самого утра. Елена полностью была в его власти, порой, несмотря на боль, теряла ощущение самой себя, и ей казалось, что она принадлежит ему полностью, как какая-то вещь. Не вынося уже этой пытки лаской, она, совершив усилие над собой, развернулась к нему спиной и легла на живот. Но он по-прежнему, уже со спины, продолжал лобзать ее тело и гладить ее дланями и перстами. Все, что только было в ней от маковки головы и до пальчиков ног было перецеловано им в это утро. Наконец, когда она была уже в полном изнеможении, он вновь овладел ею. Страсть его была так велика, что она уже несколько раз дошла до предела положенного в любовном общении между мужчиной и женщиной. Он же лишь единожды.

Уже пели петухи, и Ратмир осторожно и предупредительно постучал в дверь. Наступил время прощания. Она с трудом встала с ложа на ослабевшие ноги. Ее шатало, под глазами были синие тени. Он встал вслед за ней. Помог ей одеться. Затем быстро оделся сам. Они поцеловались в уста. Он вышел на крыльцо проводить ее, закрыв за собой скрипнувшую дверь. Здесь на крыльце молча поцеловались последний раз. Недалеко стоял Ратмир, и по его лицу было заметно, что он сильно обеспокоен. Она сошла с крылечка, прошла калитку и вышла на улицу. Уже с улицы, отойдя от двора шагов на десять, она развернулась, увидела его, стоявшего на крыльце и махнула ему рукой. Он в ответ помахал ей и склонил голову, пряча слезы, навернувшиеся на глаза. Елена уходила, а Александр смотрел ей вслед. По ланитам его катились слезы, ибо всем сердцем и всей душой он понимал, что это была их последняя встреча.

* * *

Новгород Великий встречал Горислава, Путяту и их спутников привычной суетой прохладного июньского дня. Слегка повздорив со сторожей, и заплатив пошлину, козляне проехали воротную вежу, открывавшую путь на Знаменскую улицу, и выехали на Славну. Горислав и Путята не узнавали города. Рубленые постройки его полностью изменились с той поры, как они последний раз видел Славну. Узнаваемы были лишь белые стены храмов. Правда, улицы остались те же. Давно уж не были Горислав и Путята в Новегороде. Многое позабыли. Но ведь язык до Киева доведет. Наконец добрались они до храма святого Илии и расспросили, о том, где находится двор бронника Алексы. Добрые люди все показали и рассказали, как всегда бывает на Руси. Может быть, сказали даже больше, чем надо. Но Горислав не смутился. Новгородец спросил у приезжих, кто и откуда они суть. Горислав отвечал. Но спросивший лишь с недоверием и в недоумении махнул рукой да быстро удалился. С трудом вои узнали ту самую улицу, где когда-то крутил любовь Горислав и где справляли его свадьбу. Подъехали ко двору бронника. Двор был весь нов и обстроен высоким забором. На сердце у Горислава было неспокойно. В голове роились мысли о том, как тут живет-поживает венчанная ему жена, здоровы ли детки, узнают ли его тестюшка и теща.

С того самого дня, как они вырвались из Козельска, прошло без малого два месяца. Задержала их в дороге рана Путяты. Когда добрались до Мосальска, раненый совсем занемог. У него началась горячка. Там в Мосальске, отдал Горислав последнее серебро, чтобы вылечить друга. Добро, что нашлась опытная знахарка, вылечившая Путяту от горячки настоями разных трав и припарками. Подлечила и рану Горислава, полученную в бедро. Там же в Мосальске узнали, что татары все же взяли Козельск. Дравшиеся насмерть козляне, по рассказам, побили тогда до четырех тысяч татар. Вороги, мстя за своих убитых, посекли всех «до сосущих млеко». Говорили, что князя Василька татары утопили в крови. Весь город был сожжен дотла. А за то, что семь седмиц не могли овладеть им и понесли столь великий урон прозвали Козельск «злым градом». Услыхав эту страшную весть, Горислав понял, что, наверное, потерял старшего брата. Он стал часто бывать в храме и молиться об упокоении душ убиенных мучеников — всех своих знакомых и сродников, оборонявших Козельск до конца.