Ордынский волк. Самаркандский лев

В тот момент, пока эмир Казаган довольствовался приобретенной властью и видимым миром в государстве, его враги нашли друг друга. В центре заговора оказались послы из Могулистана, прибывшие в Бухару к марионеточному правителю Мавераннахра Баяну Кули-хану, а также и мятежные эмиры, таившиеся до срока. Послы Туглук-Тимура сказали: «О правитель! Ты потомок Чингисхана, но проклятый эмир Казаган заставляет тебя выполнять свою волю, подчиняться тебе. Наш хан, с которым ты одной крови, желает прийти к тебе на помощь и освободить тебя от злого ярма! Ты сплотишь вокруг себя верных эмиров и овладеешь государством, а мы поможем тебе». Как часто люди слышат только то, что хотят услышать! Баян Кули-хан, ученый муж, которому было уже за пятьдесят, не желал верить горькой правде, а она была таковой: он, ученик мудреца, был слабым и ничтожным правителем, да только кто в таком сознается самому себе? Он и впрямь считал эмира Казагана ненавистным выскочкой, но забывал, что тот – сильный и талантливый государь. Честолюбие и тщеславие всегда бегут впереди, спешат, как голодные волки, мудрость плетется за ними, подобно уставшему верблюду позади свежего каравана.

Вот только хитрые степняки могулы относились к Кули-хану с великим презрением. Устрани Туглук-Тимур эмира Казагана, он положил бы Кули-хана на одну ладонь, а другой бы прихлопнул вместе со всеми мятежными эмирами и завладел бы Мавераннахром, объединил Чагатайский улус под своей, могульской, властью.

– Что ты скажешь нам, о великий хан? – спросили послы могулов.

– А что скажут эмиры? – спросил марионеточный правитель.

Мятежные эмиры горели мщением и ответили: «Мы с тобой, правитель! Смерть эмиру Казагану, будь он проклят тысячу лет!»

Теперь заговорщикам осталось только воплотить задуманное в жизнь.

Как и любой среднеазиатский аристократ, эмир Казаган очень любил охоту. И конечно, он чувствовал себя полновластным хозяином на своей земле. Он часто выезжал в обширные окрестности Балха, чтобы там бить жирных казарок и перепелов, диких гусей и серых уток, оленей, косуль и зайцев. Нередко его сопровождали Хусейн и Тимур. Но все чаще Казаган забывал о том, что ему нужен большой и хорошо вооруженный отряд сопровождения. Тимур видел в этом опасное легкомыслие успокоившегося и забывшего об угрозе владыки. Он сказал об этом Хусейну, попросил предупредить своего деда, но тот усмехнулся:

– Сделай это сам – посмотрю на тебя.

Тимур набрался смелости и сказал в узком кругу приближенных людей эмиру Казагану:

– Прости меня, повелитель. Но ты берешь слишком мало людей на охоту и удаляешься слишком далеко от Балха. К тому же у нас оружие только для охоты – луки и ножи, и почти никто не надевает кольчуг.

Хусейн слушал замечание с насмешливой улыбкой. В своем роде это была дерзость – указывать властному эмиру, что ему делать и что нет.

Казаган оглядел своих приближенных.

– Ты думаешь, мне кто-то может угрожать на моей же земле? – спросил он.

Его правый глаз грозно сверлил Тимура.

– У тебя много врагов, повелитель, – смело ответил молодой бек. – Я о мятежных эмирах.

– Это верно, – согласился Казаган. – Но все они сидят по своим норам и носа не кажут. Любой знает, что будет с ним, если он посмотрит на меня врагом. Огнем и мечом пройдусь по его земле. Я это делал уже не раз. – Он тотчас превратился в грозу. – Я подчинил своей воле половину улуса Чагатая, и теперь всегда будет так.

– А могулы?

– Проклятые могулы? – усмехнулся правитель Балха. – Эти дети шайтана слишком далеко, чтобы пожаловать в мои земли. Между нами – сотни йигачей пути, десятки рек, городов и сотни селений.

– И все же… – осмелился вновь заговорить Тимур.

– Благодарю тебя за трепетную заботу, мой дорогой зять, – строго прервал его Казаган. – Тут, на моей священной земле Балха, – он указал пальцем в пол, – я не боюсь никого. Мои сторонники повсюду – тебе ли, моему верному слуге, этого не знать.

– Да, государь, – поклонился Тимур.