Орджоникидзе

— Самое большое, что сегодня можно себе разрешить, — говорил Ильич, — это обращение с требованием к Центральному Исполнительному Комитету о взятии всей власти в руки Советов.

Девяносто представителей рабочих, солдат и моряков вошли внутрь Таврического дворца. Их холодно, не предлагая сесть, выслушали второстепенные лидеры меньшевиков и эсеров. Главные были заняты более существенным — переговорами с правительством о разгроме демонстрации и расправе с большевиками. На углу Невского и Садовой, на Литейном проспекте уже гремели залпы. Казаки и юнкера в красных с золотом погонах открыли огонь по мирному шествию. Улицы Петрограда обагрились кровью.

С фронта прибыли специально отобранные войска. Началось разоружение революционных полков.

В полдень Дворцовую площадь наглухо обнесли частоколом из штыков. Вдоль Зимнего дворца выстроились казачьи и кавалерийские части. По фасаду министерства иностранных дел и министерства финансов — Первая гвардейская дивизия и батальоны пластунов. Возле Главного штаба — самокатчики. Вокруг Александровской колонны — Егерский и Семеновский полки. В резерве на Певческом мосту — грузовики с пулеметами и броневики.

Подлежавших "клеймению позором" солдат Первого пулеметного полка подводили отдельными командами. Все отобранные у них пулеметы и личное оружие сваливали в одну груду на середине площади. Впрочем, при сличении со штатным расписанием выявилась большая недостача пулеметов — они остались на Выборгской стороне до лучших дней!.. Ну, об этой подробности командующий войсками Петроградского военного округа скороиспеченный генерал Половцев (протеже всемогущего посла Великобритании сэра Джорджа Бьюкенена и будущий владелец кофейных плантаций в Африке) докладывать министру не пожелал.

Безоружных пулеметчиков с площади под конвоем отвели в Соляной Городок. Их предполагали отправить на передовые позиции. По третьему разряду, как штрафных особо строгого режима… А в октябре эти самые пулеметчики шли в огонь и в воду за большевиков. С агитатором[53] Орджоникидзе они защищали Пулковские высоты, освобождали от Керенского Гатчину и Царское Село, После победы взяли на себя охрану Смольного,

С особой ненавистью Временное правительство, куда входили эсеры и меньшевики, набросилось на Ленина и его сторонников. Особняк Кшесинской был занят войсками, В рабочих кварталах, особенно на Выборгской стороне, шли повальные обыски. Юнкера разгромили помещение редакции "Правды", учинили погром в типографии "Труд", приобретенной на деньги, собранные рабочими и солдатами для партии большевиков.

В сторожке завода "Рено" собрался Петербургский Комитет РСДРП (б). Серго поддерживал предложение объявить всеобщую забастовку. Трижды брал слово Ленин. Он впервые после возвращения в Россию сказал, что наиболее желательное мирное развитие революции, мирная борьба партий внутри Советов, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой после четвертого июля невозможен, Забастовка ничего доброго не даст, лишь напрасно прольется кровь. Несколько часов назад застрелен рабочий Воинов только за то, что он вынес из типографии "Листок Правды", выпущенный партией взамен закрытой "Правды". Забастовка ничего не даст, повторил Владимир Ильич, а к вооруженному восстанию мы не готовы.

В этот же день и в этот же час в респектабельном здании штаба войск гвардии и Петроградского военного округа генерал Половцев доверительно инструктировал командира отряда, созданного им для поисков Ленина.

— Мы оба, полковник, кавалеристы, рубаки, не один год вместе прослужили в "дикой дивизии". Церемонии, слава богу, не по нашей части… Лучше всего кончайте с этим господином на месте! — рекомендовал Половцев. — А то другие обскачут, акция слишком выигрышная! Сегодня на завтраке у сэра Джорджа меня очень просили поторопиться….

Джордж Бьюкенен умел выбирать тайных сотрудников. Хотя иногда и шокировал Лондон своими связями. Всего за два месяца до революции Форин оффис[54] строжайше запретило ему принимать у себя лидера кадетов, профессора Павла Николаевича Милюкова как "опасно левого". В таких случаях сэр Джордж позволял себе улыбнуться краешком губ.

Сейчас с Половцевым все было проще. Аристократ сэр Джордж ни за что не ввел бы его в свой лондонский клуб. Но посол Великобритании Бьюкенен сделал все для того, чтобы лихой, неотесанный кавалерист обрел власть над двухсоттысячным гарнизоном русской столицы!

В этой роли у Половцева была масса достоинств — заведомый монархист лишь за несколько дней до отречения Николая Второго добился в ставке приглашения к императорскому столу, ненавидел большевиков, не боялся крови, еще меньше стеснялся в выборе средств.

"Дело" Ленина и большевистской партии было сфабриковано настолько грубо, что я диву давался, — негодовал генерал Бонч-Бруевич, долгие годы руководивший в старой армии борьбой с немецким шпионажем. — Обвинения показались мне столь же бессмысленными, сколь и бесчестными. Было ясно, что все это сделано только для того, чтобы скомпрометировать руководство враждебной Временному правительству политической партии".