Орех

Семён Ефимович принялся за работу. Выйдя на лоджию, он сделал карандашом метки для отверстий, включил дрель в розетку и начал сверлить. Кирпич над оконными рамами подавался легко, но по той же причине после двух просверленных отверстий все волосы у него на голове покрылись рыжей пылью. «Надо было шляпу из газеты соорудить, теперь башку придётся мыть, – с досадой подумал Кац. – А ещё ведь целых четыре дырки сверлить». Он бросил взгляд на орех, лежащий внутри, на подоконнике кухни, и обнаружил, что его «верный пёс» тоже окрасился в рыжий цвет. Окно было закрыто, и кирпичная крошка могла падать только на сверлящего. Почему же и орех поменял цвет? В кухне появилась жена. Сняв с крюка передник, она подошла к раковине и начала завязывать за спиной тесёмки.

– Оль! – окликнул Кац с балкона. – Ты не посмотришь – орех какого цвета?

Ольга Валентиновна взяла орех в руки и поднесла к глазам.

– Оранжевый.

Кац почувствовал нарастающее сексуальное возбуждение.

– Странно. На меня тут крошка с кирпичей просыпалась, но сверлю-то я с другой стороны, через стекло. Как она на него могла попасть?

Жена ещё раз осмотрела орех и сказала:

– Это никакая не крошка. Он гладкий. Просто цвет такой.

Потом пригляделась к Семёну Ефимовичу и расхохоталась.

– Ну прямо клоун! Бим! Закончишь – сразу в ванную: голову мыть.

– Он не горячий?

– Тёплый. На солнце нагрелся, наверное.

Положив орех на место, Ольга подошла к раковине и включила воду. Семён Ефимович хотел было продолжить работу, но что-то его остановило. Как заворожённый, он смотрел на жену, занятую мойкой посуды, – вернее, не на неё саму, а на её ходящие влево-вправо ягодицы. Наступила сильнейшая эрекция. Семён Ефимович, не соображая, что делает, бросил дрель, прошёл быстрым шагом на кухню, задрал Ольге Валентиновне халат, проник в неё сзади и тут же кончил. Жена даже поначалу не сообразила, что произошло.

– Что с тобой, Сеня? – испуганно спросила она, поднося намыленную губку к ногам, по которым стекала сперма.

Семён Ефимович промямлил:

– Прости. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Ты умом не тронулся? Я тебя совершенно не узнаю. Зачем было пить? Нет, нам надо поговорить.

Кац виновато посмотрел на неё, потом на орех. А тот уже сменил свой цвет на первозданный – серебристый. Семён Ефимович ещё более утвердился в догадке: этот сплав, или как его там, прямым образом влияет на его настроение. Нет, не влияет даже, а создаёт.

– Знаешь, Оль…, – неуверенно начал он. – Я понимаю, что нелепо выгляжу со стороны. Да, давай поговорим, но только перед сном. Мне надо сделать кое-какие выводы.

– Да когда угодно. Если тебя что-то сильно беспокоит, лучше поделись. Я пойму. Только соберись и не волнуйся.

Когда жена ушла в ванную, чтобы привести промежность в порядок, Кац продолжил работу. Из-за рыхлости кирпича дырки получились шире, чем нужно, и пришлось копаться в коробках с инструментами и всякой мелочью, чтобы найти дюбеля. «Иначе всё выпадет к едрени фене», – подумал Семён Ефимович. Вогнав дюбеля молотком, он без труда завернул в крепёж саморезы, навесил жалюзи на их шляпки, а потом намертво зафиксировал конструкцию отвёрткой. Подняв и опустив несколько раз створки с помощью шнурка, Кац удовлетворенно крякнул и отправился за женой. Показав ей, как управлять подъёмом, опусканием и фиксацией створок, и выслушав слова благодарности, он сложил инструменты, смёл кирпичную крошку с балкона и уселся в комнате в кресло.

Уже девять вечера, а солнце и не думает садиться, пронеслось в голове у Семёна Ефимовича. Может, она всё-таки не будет приставать с расспросами? Как бы её спать уложить? Комната была хорошо освещена, и Кац, не любивший читать при лампах, решил воспользоваться моментом и полистать окружную газету, которую им каждую неделю клали в почтовый ящик. Газета лежала на столике ещё с выходных, но руки до неё никак не доходили. «Если читать тут нечего, порешаю хотя бы сканворд, всё себе занятие», – решил он. Подспудно Семён Ефимович сделал попытку проанализировать поведение ореха и вспомнить, в какие цвета он окрашивался, когда ему передавалось чувство гнева или вот как сейчас – сексуальное возбуждение. Ясно было одно: все цвета относились к красной полосе спектра. Но в красном немало оттенков… Голова после бренди была тяжёлой, и вспоминать, а тем более систематизировать события отказывалась. Кац понял, что если он хочет избежать объяснений с женой, то лучше не её уговаривать лечь пораньше, а брякнуться в постель самому, прямо сейчас. Пойти в душ, отмыть голову – и спать! Когда он так решил, жена, судя по скрипу ящиков комода, находилась в спальне. «Бельё сортирует», – подумал он и направился на кухню проверить орех. Цвета предмет не поменял – серебристый. Довольный, будто речь шла о живом питомце, больше не демонстрирующем признаков заболевания, Кац прошлёпал в ванную.