Ореховый посох

Уильям Хиггинс увидел, как шея Лестера Макговерна с левой стороны начинает... отрываться от туловища! Дыхание великана стало коротким, прерывистым; он уже не мог выдавить из себя ни звука. А незнакомец все продолжал тянуть на себя его голову и в конце концов плавным движением отделил ее от плеч и швырнул в вагонетку. Из обезглавленного тела фонтаном хлынула кровь, оно сползло на землю и осталось недвижимым.

Всадник наклонился, подобрал с земли топор и медленно пошел туда, где по-прежнему стоял на коленях застывший от ужаса Хиггинс. Кровь капала с рук убийцы. Хиггинса вырвало, и он дико закричал, моля о пощаде. И опять ожидаемого удара не последовало.

— Ты все совершенно испортил, — сказал всадник, тыча окровавленным пальцем в раны у себя на груди и на лице.

Хиггинс судорожно закашлялся, пытаясь восстановить дыхание, и вдруг вспомнил, что в револьвере осталась еще одна пуля. В последнем всплеске рассудка он достал револьвер и поднес его к виску, но оказался недостаточно быстр или недостаточно тверд в своем намерении. То секундное замешательство, когда он в последний раз попытался вспомнить лицо дочери, стоило ему возможности выпустить в себя пулю и тем самым спастись.

Незнакомец успел перехватить его руку и заставил выпустить пулю в никуда. Теперь револьвер был пуст, однако Уильям Хиггинс все еще жил.

Вдруг он почувствовал жжение на тыльной стороне руки и увидел, что там откуда ни возьмись появилась маленькая круглая ранка с идеально ровными краями. И тогда Уильям Хиггинс пронзительно закричал.

* * *

Габриель О'Рейли открыл парадную дверь банка Айдахо-Спрингс, когда еще не было семи. Он зажег масляные светильники и, довольно улыбаясь, пошуровал кочергой в обитой железом печурке, что стояла в углу: в печке еще с вечера осталось несколько красных головешек.

Хорошо, когда утром не нужно заново растапливать печь, думал он, и остается немного времени, чтобы сварить кофе; к тому же за ночь помещение банка не успело выстудиться. В начале октября дни в каньоне стояли еще теплые, а вот ночью уже частенько подмораживало.

Нынче утром у него разболелся бедренный сустав: это означало, что через день-два на перевале непременно выпадет снег. Старый шрам на этом бедре всегда отлично предсказывал погоду, куда лучше любых газет. На реке Булл-Ран он получил в бедро пулю от конфедератов; это место повстанцы называли еще Манассас. Ногу ему, правда, не разворотило, рана вообще оказалась довольно аккуратной, так что он успел добраться до полевого госпиталя в Кентервилле, прежде чем в рану попала инфекция. В отличие от многих его однополчан ему повезло. Он отлично понимал, что ему никогда бы не добраться до западных границ, если бы он тогда потерял ногу; теперь же он всего лишь слегка прихрамывал, да при перемене погоды возникали не очень сильные, вполне терпимые боли. Нет, конечно же, ему повезло гораздо больше, чем многим другим!

Война в Булл-Ран началась еще в 1861 году, и в двадцать два года О'Рейли закончил службу в армии. Его, правда, еще вполне могли снова отправить на фронт, но случайная встреча с Лоуренсом Чэпменом, когда он приходил в себя после госпиталя, полностью переменила его судьбу. Чэпмен, богатый бизнесмен из штата Виргиния, рассказал ему о золотой лихорадке в Колорадо, а когда О'Рейли спросил, не собирается ли Чэпмен создать там свою добывающую компанию, тот только рассмеялся:

— Нет, сынок! Я там открою свой банк. У меня для шахтерского дела и одежды-то подходящей нет.

В своем родном городе О'Рейли уже успел немного поработать в торговле, пока его не призвали в армию, и Чэпмен тут же предложил ему работу в Колорадо, если, конечно, он готов незамедлительно собрать свои вещички и отправиться на запад.

— Не стоит зря терять время, мой мальчик, — говорил ему Чэпмен, — ведь тамошнее золото только того и ждет, чтобы кто-нибудь обеспечил ему надежное место для хранения, а может, даже стоимость парочки самородков, и в дело вложил.

— Я вам очень благодарен за это предложение, мистер Чэпмен, — сказал О'Рейли, — но мне, наверное, еще в армии послужить придется.

— Ладно, парень, ты пока отдыхай, а я обо всем позабочусь, — ответил Чэпмен.

И через два дня О'Рейли честь по чести демобилизовали прямо там, в Северо-Восточной Виргинии.

До войны О'Рейли считал, что мужчины, старающиеся избежать отправки на фронт, — просто трусы. Но, проведя всего лишь день в Булл-Ран, он успел увидеть столько смертей, что иному и на всю жизнь хватило бы. Да к тому же и сам получил там пулю. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы убедить его в том, что надо поскорее изо всего этого выбраться — возможно, и не самое мужественное, но зато самое мудрое решение данной проблемы.

Короче говоря, уже через полгода он перебрался в Айдахо-Спрингс, Колорадо, и стал заниматься созданием новой добывающей компании, ведя все бухгалтерские расчеты для мистера Чэпмена. И хотя здесь, в горах, еще слышались отголоски вражды сторонников объединения и конфедератов и многие еще отправлялись на восток, чтобы записаться в армию, для самого О'Рейли война уже стала далеким воспоминанием.