Ореховый посох

— Это наверняка та пицца, — вслух размышлял он. — Наверное, мне просто попался какой-то плохой гриб, или кусок старого сыра, или еще что-нибудь в этом роде. И все это просто галлюцинация, вызванная отравлением. — Поскольку данное предположение показалось ему вполне правдоподобным, он несколько успокоился, но все же продолжал громко разговаривать с самим собой. — Значит, нужно просто немного подождать. Это как с похмельем — перетерпишь какое-то время, и все проходит.

Марк вышел из воды и побрел от реки в сторону просторного пляжа.

— Я думаю, все будет нормально, — сказал он себе, вдыхая солоноватый воздух и чувствуя, как усиливается дующий с моря ветер. — Если у меня просто галлюцинации, то это еще не самое страшное.

Значит, этот пляж ему просто привиделся. Ну конечно, здесь ведь намного теплее, чем сейчас в Айдахо-Спрингс. Марк стянул с себя свитер, затем тяжело плюхнулся на песок и стал возить каблуками туда-сюда, оставляя в песке две глубокие борозды; эти монотонные повторяющиеся движения отчего-то успокаивали. Он откинулся на спину, чувствуя затылком хрустящий песок, и закрыл глаза.

Ветер свидетельствовал о том, что начинается прилив; ощущение было знакомо с детства, и это помогло Марку расслабиться. Теперь он дышал глубоко и ровно, вспоминая дни, проведенные на берегу океана, когда был еще совсем мальчишкой. Родители частенько погружали их с сестрой в похожий на бегемота «универсал» и вывозили подальше от города на Джонс-бич. Потом он тащил по раскаленному песку целую кучу пластиковых игрушек в ярко раскрашенном ведре, а мать шла рядом с огромной корзиной для пикника, полудюжиной полотенец и пляжными подстилками. Сзади отец в одних плавках, отчего он казался еще более высоким, тащил в одной руке автомобильную сумку-холодильник, полную пива, а в другой — огромный желтый пляжный зонт диаметром, наверное, футов десять.

Затем все вместе они подыскивали себе подходящее местечко среди целого моря разноцветных пляжных зонтов, воздвигали своего желтого великана, словно предъявляя территориальные права на площадку размером десять на десять футов, и начинали обустраиваться так, словно находились не на пляже, а в гостевой комнате у тети Дженни.

Уже через несколько минут каждый сантиметр аккуратно расстеленного полотенца или одеяла покрывал тонкий слой песка слишком тонкий, чтобы испортить радость от прихода на пляж, но вполне достаточный, чтобы раздражать кожу взрослым, заползать в подгузники к маленькой сестренке Марка и «приятно» похрустывать в каждом кушанье.

Эти воспоминания заставили Марка улыбнуться, однако, вернувшись к реальной действительности, он помрачнел и сердито воскликнул:

— Ничего подобного! Ничего этого на самом деле нет. Я просто болен. Должно быть, съел какую-то дрянь, и теперь у меня бред и галлюцинации. Нужно просто проснуться — и все будет хорошо.

Он сел и, набрав полные горсти песка, вдруг вспомнил тот гобелен, который Стивен развернул на полу в гостиной.

— Ну да! Наверняка это имеет какое-то отношение к той штуковине! — пробормотал он, встал, снял носки и башмаки и пошел к воде, по-прежнему негромко разговаривая с самим собой. — Ну, если это действительно радиация, то я, можно сказать, уже покойник.

Он закатал штанины и вошел в пенистую воду.

— Нет, какой же я покойник? Ведь покойнику все равно, промок он или нет.

Марк наклонился и попробовал океанскую воду на вкус. Она показалась ему чуть солонее, чем на пляжах Лонг-Айленда. Все еще ощущая легкое похмелье — все-таки они выпили слишком много пива! — Марк вытер рукавом лоб и взмолился:

— Господи, хоть бы я все-таки еще не умер! Ужасно попасть на тот свет в таком пришибленном состоянии и навечно остаться в чистилище!

Сдавшись на милость времени и надеясь, что оно непременно в итоге позволит ему понять, что же с ним произошло, Марк Дженкинс побрел по мелководью вдоль берега и, обогнув какой-то лесистый выступ, вдруг остановился как вкопанный. Прямо перед ним над горизонтом висел ответ на его вопрос, почему этот вечер показался ему таким необычайно светлым: с ночного неба на него молча смотрели две луны, точно глаза какого-то бодрствующего в этот поздний час морского божества.

— Две луны, — тихо и задумчиво пробормотал Марк себе под нос и вдруг заорал: — Стивен! Да что же это за штуку ты принес? — Сердце у него стучало так, что кружилась голова. Он без сил рухнул на колени, повторяя как заведенный: — Нет, это невозможно... невозможно... невозможно... — И ему показалось, что это звучит как заклинание.

Затем медленно, словно боясь спугнуть то, что способно направить его мысли на единственно правильный ответ, Марк поднял голову и стал изучать созвездия в небесах. Они все были ему незнакомы, он не узнавал ни одной звезды.

Нет, это не галлюцинация. И он не отравился и не умер.

Но более никаких ответов от ночного неба он не дождался и сел на песок, подобрав колени к груди и обхватив их руками, несмотря на то, что ночь была очень теплой и влажной.

* * *

— Марк! — крикнул Стивен, растерянно оглядываясь. — Ты что, в ванной?