Орел девятого легиона

– Позволь мне прийти еще! Пожалуйста! Можешь не разговаривать со мной, не обращать на меня внимания.

– О, госпожа моя! Где ты, дитя Тифона? – раздался вопль совсем рядом.

– Приходи, когда захочешь. Я всегда буду рад тебя видеть, – торопливо проговорил Марк.

– Я приду завтра, – пообещала Коттия и направилась в сторону старого вала, держась величественно, как королева. Большинство здешних женщин держится так, подумал Марк, следивший за ней взглядом, пока она не исчезла за изгородью. И ему вспомнилась Иска Думнониев и Гвингумара, стоящая в дверях хижины. Что сталось с нею и смуглым младенцем после того, как Крадок погиб, а хижины сожгли и поля посыпали солью? Никогда он этого не узнает.

Из-за изгороди донесся громкий голос, любовно распекавший ослушницу. Услышав шаги, Марк повернул голову и увидел Эску.

– Господин принимал гостей. – Эска остановился около скамьи и приложил острие копья ко лбу в знак приветствия.

– Да, а теперь, кажется, она получила из-за меня нагоняй от няньки, – встревоженным тоном произнес Марк, прислушиваясь к удаляющемуся визгливому голосу.

– Если верить молве, нагоняй ее не коснется, – отозвался Эска. – Разве может коснуться брань летящего копья?

Марк заложил руки за голову, откинулся назад и взглянул на раба. Воспоминание о Гвингумаре с ребенком все еще оставалось с ним, беспокойство о Коттии его не заслонило.

– Эска, почему все пограничные племена отвергают нас с таким ожесточением? – спросил он, поддавшись минуте. – Ведь племена на юге – те легко привыкли к нашим обычаям.

– У нас свои обычаи. – Эска присел рядом со скамьей на одну ногу. – Южные племена утратили свое древнее право первородства еще до того, как легионы начали войну. Они продали его за то, что им давал Рим. Они разжирели на римских товарах, и души их обленились.

– Но чем плохо то, что давал Рим? Правосудие, порядок, хорошие дороги – разве они не приносят пользы?

– Кто спорит, все это хорошо, – согласился Эска. – Но слишком велика цена.

– Какая цена? Свобода?

– Да, и еще кое-что.

– Что именно? Скажи мне, Эска, я хочу знать. Я хочу разобраться во всем этом.

Эска задумался, глядя прямо перед собой.

– Посмотри на рисунок, вытесненный на ножнах твоего кинжала, – сказал он наконец. – Видишь, вот тут скупой изгиб, а тут, для равновесия, другой, обращенный в другую сторону, а между ними – маленький круглый твердый цветок. И этот рисунок повторяется не раз, – вон тут, и тут, и там. Красиво, да, но для меня это так же лишено смысла, как незажженная лампа.

Марк кивнул, когда тот поднял на него глаза:

– Продолжай.

Эска взял щит, отложенный Марком из-за прихода Коттии.

– А теперь погляди на эту шишку. Вот выпуклые линии, они разбегаются в стороны, как разбегаются волны, как расступается воздух от ветра, как звезды передвигаются в небе, а летящий песок сбивается в дюны. В этих линиях сама жизнь, и человек, который их изобразил, сохраняет знание того, что ваш народ давно перестал понимать. Если когда-нибудь владел этим знанием. – Опять он устремил очень серьезный взгляд на Марка. – Нельзя ждать, чтобы человеку, делавшему этот щит, жилось легко под властью человека, сделавшего ножны к твоему кинжалу.

– Ножны делал ремесленник бритт, – упрямо возразил Марк. – Я купил его в Андериде, когда впервые высадился в Британии.

– Да, бритт, но рисунок-то римский. Он так долго жил под крылом у Рима – и он, и его предки, – что забыл обычаи и дух своего народа. – Эска положил щит на место. – Да, вы строите ровные и длинные каменные стены, прокладываете прямые дороги, создаете справедливые законы и обученные войска. Нам это известно. Мы знаем, что ваше правосудие надежнее нашего, а когда мы восстаем против вас, наше воинство разбивается о дисциплину ваших войск, как о скалы. И нам этого не понять, у вас во всем виден четкий порядок, а для нас существуют только свободные линии щита. Нам не понять вас. А когда со временем мы начинаем понимать ваш мир, мы слишком часто перестаем понимать свой.

Наступило молчание, оба молча следили за тем, как Волчок гоняется за жуком. Наконец Марк проговорил:

– Когда я полтора года назад приехал сюда с родины, все мне казалось таким простым.

Взгляд его опять упал на щит, лежавший на скамье, и он увидел странные выпуклые линии новыми глазами. Эска удачно выбрал сравнение: между правильным рисунком на ножнах и неправильной, но властной красотой щита пролегало расстояние, выражавшее разницу между двумя мирами. И однако, между отдельными людьми, такими, как Эска, Марк, Коттия, расстояние могло сократиться, можно было протянуть руку – и разницы как не бывало.

ГЛАВА 8 ЦЕЛИТЕЛЬ С НОЖОМ.