Орел девятого легиона

– Ты тоже. – Клавдий Иеронимиан взял себе медовый коржик, испеченный Сасстиккой, и пришлепнул сверху горсть изюма. Потом поднял голову, и на его экзотичном лице появилась мимолетная, но выразительная улыбка. – Разве не всегда так бывает, когда связываешь жизнь с легионами? Мы завязываем дружбу то тут, то там, в Ахее, Цезарее или Эбораке, потом наши пути расходятся, и мы делаем удивительно мало усилий, чтобы поддерживать связь друг с другом. Но если, благодаря богам, которые вершат людские судьбы, наши пути опять перекрещиваются, тогда…

– Тогда мы соединяем нити старых связей там, где они порвались, – закончил дядя Аквила. Он поднял наполненный кубок: – Я пью за старые связи. Нет, не так. Только старики глядят назад. Я пью за возобновление старых связей.

– Надеюсь, ты не откажешься возобновить их в Эбораке после моего возвращения из Рима? – Легат поставил осушенную чашу.

– Не исключено, что я так и поступлю в один прекрасный день. В Эбораке я не бывал ни много ни мало двадцать пять лет. Я не прочь поглядеть на городок.

Тут он спохватился, что плохо исполняет обязанности хозяина, и обратился к молодому трибуну:

– Однажды во время беспорядков я ходил туда с отрядом из Второго легиона, поэтому я немного знаком с лагерем.

– Вот как? – Плацид умудрился произнести это тоном одновременно вежливым и скучающим. – Очевидно, это было во времена испанцев. Теперь вы вряд ли узнали бы лагерь. Он почти пригоден для жилья.

– Нынешние строят из камня, а в прежние времена рубили лес и строили из дерева, – заметил дядя Аквила.

Легат задумчиво уставился на свой кубок.

– Порой мне чудится, будто в Эбораке старому фундаменту неуютно лежать под новым зданием, – проговорил он.

Марк с живостью обернулся к нему:

– Что ты имеешь в виду, командир?

– Эборак все еще… как бы это выразиться?.. все еще населен тенями Девятого легиона. Я, конечно, не хочу сказать, что туда наведываются призраки с полей Ра. И все же тени не покинули гарнизон. Они там – около алтарей испанским богам, которые возвели испанцы, и где молились; около их имен и цифр, нацарапанных от нечего делать на стенах; около местных женщин, которых они любили, и детишек, которых породили. Все это лежит, так сказать, как некий осадок на дне нового вина – нынешнего легиона. А пуще всего призраки продолжают жить в людских чувствах, и это самое страшное. – Он повел рукой. – Слова неубедительны, ими не передать тамошней удручающей атмосферы. Я не отличаюсь богатым воображением, но в те дни, когда с верхних болот наползает туман, мне иногда мерещится, будто из него сейчас выйдет пропавший легион.

Наступило молчание, по комнате пробежала дрожь, как пробегает ветерок по высокой траве. Лицо дяди Аквилы оставалось непроницаемым. Лицо Плацида ясно выражало его отношение к подобным бредням. Марк сказал:

– А каково твое мнение, командир?.. Как ты считаешь, что случилось с испанцами?

Легат бросил на него проницательный взор:

– Их участь тебе небезразлична?

– Да. Мой отец командовал Первой когортой. Он брат дяди Аквилы.

Легат повернул голову:

– Аквила, я ничего не знал.

– Да, это так. Я разве никогда не говорил тебе о нем? Мне его редко приходилось видеть, мы с ним были на разных концах семейной лестницы – между нами пролегла разница в двадцать лет.

Легат кивнул и после минутного размышления снова перенес внимание на Марка:

– Не исключена, конечно, вероятность, что их отрезали от своих и уничтожили начисто, так что в живых не осталось никого, и некому было известить о катастрофе.

– Помилуй, командир, – вставил Плацид, всячески подчеркивая свою почтительность, – разве мыслимо без следа уничтожить более четырех тысяч человек в провинции такого размера, как Валенция или даже Каледония? Не правдоподобнее ли предположить, что службой в легионе они были сыты по горло, поэтому они просто перебили тех командиров, которые не захотели присоединиться к ним, и переметнулись к племенам?

Марк промолчал – трибун был как-никак гостем дядюшки, но губы его зло сжались в тонкую ниточку.

– Нет, это не очень похоже на правду, – отозвался легат.

Однако Плацид выпустил еще не весь яд.

– Я, видимо, неправ, – вкрадчиво добавил он. – Предположить, что это единственное возможное объяснение загадки Девятого легиона, меня побудила весьма дурная слава испанцев. Но я счастлив узнать, что я ошибался.

– Безусловно, ошибался, – в словах легата просквозила ирония.

– Но и предположение о засаде, я вижу, командиру тоже кажется невероятным. – Марк сделал вид, что с увлечением накладывает себе изюму, которого ему вовсе не хотелось.