— Сомкнуть ряды, — рычал сакс, — копья вперед! Защищать конунга!
— Убейте их всех! — прогремел в ответ зычный голос, — варварских псов, варварскую суку и ее щенка! Во имя истинного императора — смерть им всем!
Оглушительное ржание и воинственные крики стали ему ответом, когда вооруженные всадники с удвоенной силой обрушились на императорский кортеж. Ирина, бешеным взором поискала обладателя показавшегося ей знакомым голоса и лицо ее исказилось от ненависти, когда она увидела стоявшего на краю дороге всадника, в синем сагнуме, наброшенным поверх золоченного клибаниона. Именно он, громкими криками, подбадривал воинов, призывая их к новой атаке.
— Уходите в город! — Генрих потряс женщину за плечо, приводя в чувство, — скачите быстро, во весь опор! Доложите Асмунду об измене...
— Я не брошу тебя!- крикнул Михаил, — я сам убью этого предателя!!!
— Не говорите глупости, мой конунг, — Генрих на миг прервался, метнув пику прямо в грудь одному из прорвавшихся всадников — ваша жизнь сейчас важнее всего! Скачите в столицу за подмогой!
Вокруг уже кипел бой — наседавшие со всех сторон всадники, пытались прорвать строй бойцов, сплотившихся вокруг молодого императора и его матери. Хрип лошадей, проклятия и предсмертные крики заполнили рощу, пока эскувиторы вновь и вновь накатывались на «ледяную стену» копий, мечей и щитов, окруживших басилевса. С треском ломались пики, с лязгом скрещивались мечи и сраженные всадники, падали, истекая кровью, пока лишенные седоков кони, с тревожным ржанием метались вокруг, внося еще большую сумятицу во все происходящее. Михаил переглянулся с матерью и оба, не сговариваясь, пришпорили коней, устремившись в проход, расчищенный для них германской этерией.
— Эй, кто там есть!- крикнул Никифор, — эти двое не должны уйти! Триста золотых солидов тому, кто убьет варварское отродье!
Однако его вопль остался втуне — эскувиторы уже сошлись в жесточайшей схватке с наемниками, что, несмотря на почти шестикратное превосходство врага, стойко отбивали все атаки. Никифор, в ярости пришпорив коня, сам кинулся к матери и сыну, однако в тот же момент наперерез ему метнулся Генрих. Спата стратига лязгнула о германский скрамасакс с такой силой, что глава тагмы невольно стиснул зубы, подавляя крик от пронзившей его плечо острой боли.
— Не ты мне нужен, северный пес! — рыкнул Никифор, нанося ответный удар, — уйди с дороги и останешься жив!
— Смерти не ведает громкая слава, деяний достойных, — сквозь зубы бросил Генрих, — вечна бессмертна — воина слава!
Он произнес это на своем наречии, которого Никифор не знал и знать не хотел. Не ведал стратиг и о языческом боге, «Речи» которого вспомнил германский наемник, однако яростный блеск в глазах варвара, сказал ему все лучше слов. Стратиг, превозмогая боль, рванулся к саксу — и снова лязг мечей и громкие ругательства разнеслись над лесом. На помощь военачальнику кинулись сразу несколько всадников, но даже сейчас Генрих не повернул коня, принимая неравный бой. Одним ударом сакс снес голову самому отчаянному из нападавших, но в тот же миг остальные эскувиторы накинулись на германца со всех сторон и все вокруг смешалось в жестокой круговерти хлещущей крови и звенящей стали.
Михаил не мог прийти уже на помощь другу: когда они с матерью почти вырвались из окружения, перед ними вдруг вырос высоченный всадник. Смуглое лицо заросло черной бородищей, темные глаза бешено сверкали, когда он ударил мечом, целя в лицо молодому кесарю. Тот даже не успел ничего понять, когда тело закаленное множеством тренировок со старым Асмундом, отреагировало само. Взметнулась рука с мечом, отбивая вражеский клинок, и тут же, второй рукой, император что есть сил метнул пику. Острие пики пробило шею эскувитора и тот, всплеснув руками, свалился, хлеща кровью прямо под ноги отчаянно хрипящего, косящего кровавым глазом коня. Михаил, даже не успев толком осознать это первое в его жизни сражение и первую взятую с боем жизнь, поискал глазами матушку и, увидев ее рядом, что есть сил пришпорил своего скакуна. Вскоре Ирина и Михаил уже мчались во весь опор по мощеной камнем дороге, оставляя позади кровавое побоище. Несколько эскувиторов все же кинулось за ними в погоню, но очень скоро отстали, не в силах соревноваться в скорости с самыми быстрыми конями дворцовых конюшен.
Изумленные горожане, раскрыв рты, смотрели, как молодой император, вместе с его матерью, неслись по Месе Константинполя, топча прилавки уличных торговцев, выстроившихся вдоль главной столичной улицы, порой сшибая и самих людей, не успевших вовремя убраться с дороги. Взмыленных, тяжело дышавших коней, остановили только у стен Большого дворца, где навстречу матери и сыну тут же кинулись встревоженные стражники.