Орел легиона

Десятки хижин, сложенных из грубоотёсанных камней, крытых травой, как почти все жилища бриттов, образовывали громадный, сильно вытянутый овал. Пожалуй, ни один из цирков Римской империи, включая сам Колизей, не мог похвалиться такими размерами. С трёх сторон перед рядами хижин возвышались деревянные столбы. Их венчали изображения животных — рыси, волка и медведя. Маски были вырезаны настолько хорошо, настолько правдоподобно, что при первом взгляде вызывали невольный трепет, тем более что ощеренные клыки звериных голов, окрашенные белой краской, хищно сверкали в свете факелов, и казалось, будто громадные головы действительно живые.

С четвёртой стороны, с северной, высилось сооружение, которое чем-то напоминало римские дворцы. Напоминало, и только, но в нём было определённое величие, хотя не было ни красоты пропорций, ни точности планировки. То был дом, также сложенный из каменных плит, переложенных дёрном, но крыт он был не травой, а неким подобием черепицы. Плитки красной обожжённой глины разного размера, выложенные прихотливой чешуёй, лежали явно не на сплетении веток, а на крепких берёзовых балках. У этого дома имелся даже второй этаж, но не каменный, а деревянный, вдвое меньше нижнего, зато с широкими окнами, тогда как в нижнем этаже окон было мало, и они походили скорее на крепостные стрелковые бойницы. Посредине сооружения темнел широченный портал, к которому вела лестница в две ступени из тёсаных плит необъятной ширины, зато совсем не крутая.

Перед порталом громоздился ещё один столб огромной толщины. Трудно было предположить, из какого же ствола его вырезали: он поднимался вдвое выше остальных трёх, и на нём тоже скалилась звериная голова — голова горностая. Но что это был за горностай! Стараниями неведомого, бесспорно, талантливого резчика маленький, юркий зверёк превратился в кровожадное чудовище — морда вытянута, огромные глаза хищно сощурены, пасть невероятных размеров раззявлена, а клыки окрашены не только белым — их концы ярко алели, словно у зверя, только что отведавшего крови.

Круг хижин расползался вокруг громадной площади сетью кривых улочек, рассыпался множеством самых диковинных построек Всё это уже мало отличалось от обычного рисунка британских городишек — они были такими даже там, где уже не одно десятилетие господствовала Римская империя. А уж здесь, в северной оконечности острова, жилищам бриттов просто положено было выглядеть именно так. Так, но не совсем. Казалось невероятным, что здесь смог вырасти настоящий, даже не слишком маленький город. Пускай без планировки, пускай являвший нищету — от нищеты средств до нищеты архитектурной мысли. Но то был город! А ведь даже само это слово отсутствовало в северных кельтских диалектах.

Трудно сказать, как проходила здесь жизнь в обычные дни. Но накануне праздника Солнца — самого торжественного дня для большинства кельтов — в городе Большого белого горностая было шумно. Всё говорило об ожидании торжества.

Риона и её спутники пришли в город вечером, и их сразу окружила суета приготовлений к главному дню здешнего года. Женщины, одетые в грубо сотканные платья синего, жёлтого или красного цвета, с руками, украшенными медными, а иногда и янтарными браслетами, хлопотали возле сложенных прямо под открытым небом очагов. Они пекли просяные лепёшки — самое большое лакомство здешних мест. Горностаи не выращивали злаков, зерно сюда привозили торговцы из далёких, более южных областей, и происходило это не так уж часто, обычно перед тремя самыми большими праздниками. Те, у кого находилось достаточно шкур, клыков, кости, чтобы выменять хотя бы небольшой запас проса, потом тщательно его экономили. Самые бедные запасались лишь на праздники, в обычные дни довольствуясь рыбой и мясом — чаще всего сушёным, большую часть свежей добычи забирали вожди: ведь без их защиты племя не смогло бы жить так спокойно, оставаясь недосягаемым для небезопасных соседей...

У мужчин было в этот вечер не меньше хлопот, чем у женщин, — крепкие, коренастые и мускулистые жители города Большого белого горностая, от мала до велика, упражнялись в метании дротиков, в беге, в очень своеобразном кулачном бою. Причём делали они это не только на площади, целиком запруженной народом, но и на улочках, среди кривобоких хижин, везде, где для этого находилось хоть немного места. Мужчины здесь одевались, как почти все северные бритты — в тёмные или клетчатые юбки и кожаные сапоги мехом наружу. Верхняя одежда была далеко не на всех — некоторые всё же надели линялые короткие туники, кто-то щеголял в широких, тоже клетчатых, плащах.

Всё это выглядело бы сущими лохмотьями, если б не украшавшие большинство одеяний бусы из цветного стекла, серебряные, а у некоторых золотые пряжки и застёжки, пояса с серебряными бляхами, явно римской работы, неведомо, когда и кем сюда завезённые.