Орел нападает. Орел и Волки

Макрон глянул на Диомеда с той особой неприязнью, какую питают все воины к думающим лишь о собственной выгоде торгашам, но тут ему в голову пришло кое-что.

– А на какие шиши они покупают то, что ты им завозишь?

– Они и не покупают. В этом-то вся прелесть. Деньги у варваров не в ходу, монету, правда, кое-кто тут чеканит, но таких племен мало. Поэтому я предлагаю обмен, а в результате выгадываю гораздо больше, чем трачу. За свои товары я беру у туземцев меха, охотничьих псов или драгоценные украшения… Словом, все, что в империи у меня рвут с руками. Ты удивишься, узнав, как высоко ценятся кельтские украшения в Риме. – Он посмотрел на шею Макрона, охваченную затейливым ожерельем. – Возьмем, к примеру, эту поделку. Она сулит очень хороший барыш.

– Она не продается, – решительно заявил Макрон, машинально ощупывая туго свитые золотые полоски.

Этот массивный знак принадлежности к царскому роду носил некогда Тугодумн, вождь катувеллаунов и брат Каратака. Макрон убил его в поединке вскоре после того, как Второй легион высадился на покрытый туманами остров.

– Я дам тебе настоящую цену.

Макрон фыркнул.

– Сомневаюсь. Ты обдерешь меня, как несмышленого дикаря.

– За кого ты меня принимаешь! – возмутился маленький грек. – Я и подумать о том не посмел бы. Ты – римский центурион, я заплачу все сполна.

– Нет, приятель. Сказано, нет.

Диомед поджал губы и пожал плечами.

– Ладно, я не настаиваю. Но предложение остается в силе. Подумай. Макрон покачал головой и поймал взгляд одного из центурионов, который сочувственно подмигнул ему и выразительно вскинул глаза. Эти греческие проныры просто заполонили империю и уже пролезли во все стороны в поисках легкой поживы. Куда ни сунься, везде сидит хитрый эллин, так и прикидывающий, сколько он может на тебе заработать.

– Мне думать нечего. Я продавать ничего не хочу, а уж тебе и подавно.

Диомед нахмурился, глаза его на миг сузились.

– Вы, римские легионеры, поди, и вправду считаете себя лучше кого бы то ни было?

Макрон промолчал, только слегка выпятил подбородок, отчего грек саркастически хмыкнул. Остальные тихо переговаривающиеся между собой римляне разом умолкли и повернули головы к спорщикам. Грек поднял руки:

– Прошу прощения, может, я слишком резок, но мне хорошо знаком такой взгляд. Вы, солдаты, воображаете, будто расширение империи, присоединение к ней новых земель – это лишь ваша заслуга.

– А чья же еще? – искренне удивился Макрон. – Мы воины, мы шаг за шагом занимаем новые территории.

– Да ну? А подумайте, где бы вы были сейчас без меня? Как сумели бы раздобыть провиант? Но это так, ерунда. А вот ответь-ка, почему, по-твоему, атребаты так дружелюбно относятся к Риму? Ну, может, и не совсем дружелюбно, но все-таки без какой-то вражды.

– Не знаю. Вообще-то, мне все равно. Но ты, наверное, мне растолкуешь.

– С удовольствием, центурион. Задолго до того, как в каком-нибудь диком уголке мира появляется первый легионер, туда прибывает купец, чаще всего грек вроде меня. Он заводит дружбу с местными жителями, знакомится с их языком и обычаями, а их самих, в свою очередь, знакомит с доселе неизвестными им товарами. У дикарей возникает желание заполучить что-то из заморских диковин, ведь многое из того, что нам привычно, для них в новинку и может служить знаком достатка и высокого положения. У варваров появляется вкус к хорошим вещам, а мы его поощряем и развиваем до тех пор, пока не оказывается, что им уже не обойтись без даров римского мира. К тому времени, когда прибываете вы, эти дикари уже и так знают многое об империи. Более того, они теперь накрепко связаны с ней. По правде сказать, так и воевать нет нужды. Через пару поколений они сами станут упрашивать Рим принять их под крыло, в свой состав.

– Чушь! Полная чушь, – ответил Макрон, грозно ткнув в грека пальцем, и другие центурионы одобрительно закивали. – Расширяет империю меч, а также бесстрашие, сила воли и все такое, что помогает нам драться. Что же до вас, то вы просто навязываете этим невежественным глупцам всякие безделушки, причем втридорога, исключительно ради собственной выгоды. Вот и все.

– Конечно, мы стараемся заработать, кто спорит? А ради чего же тогда рисковать, терпеть лишения, выбиваться из сил? – Диомед улыбнулся, пытаясь смягчить тон дискуссии. – Я только хотел указать на пользу, какую приносит Риму и наш брат торгаш, налаживая контакты с непокоренными племенами. И если, пусть в мелочах, это может облегчить путь победоносным легионам империи, значит мы тоже каким-то краем причастны к великим свершениям. Прошу прощения, центурион, если мои скромные амбиции чем-то тебя задели. Я не хотел никого оскорбить.

– Коли так, ладно. Замнем это дело, – кивнул Макрон.

– А что касается твоего ожерелья… – просиял Диомед.

– Грек, если ты еще раз заикнешься о нем, клянусь, я…

– Центурион Макрон! – рявкнул Гортензий.

Макрон моментально отвернулся от Диомеда и вытянулся в струну.

– Командир?

– Кончай разговоры и построй своих людей. То же самое относится и к остальным – мы выступаем.