Орел приземлился

Гиммлер немедленно сместил командующего и назначил бригадефюрера СС, генерал-майора полиции Юргена Штроопа, который, объединив усилия СС и предателей польской и украинской национальностей, серьезно взялся за дело, поставив целью не оставить камня на камне и ни одного живого еврея. И все для того лишь, чтобы лично отрапортовать Гиммлеру, что варшавского гетто больше не существует. На выполнение этой задачи ему потребовалось двадцать восемь дней.

Штайнер со своими людьми прибыл в Варшаву утром тринадцатого дня на санитарном поезде, направлявшемся в Берлин с ранеными на Восточном фронте. В Варшаве пришлось задержаться на час-два, в зависимости от того, сколько времени потребуется для ремонта вышедшей из строя системы охлаждения паровоза, и по всему составу объявили в мегафон приказ, что выходить за пределы станции запрещается. Чтобы обеспечить исполнение приказа, у выходов поставили военных полицейских.

Большинство людей Штайнера оставались в вагонах, но сам он вышел размяться. Риттер Нойманн присоединился к нему. Сапоги Штайнера прохудились до дыр, его кожаная куртка решительно видела лучшие дни. На нем было грязное белое кашне и пилотка такого образца, который можно было встретить среди унтер-офицеров, но отнюдь не офицеров.

Военный полицейский, охранявший главный вход, преградил им винтовкой путь и грубо сказал:

— Приказ слышали? Назад!

— Похоже, они держат нас под присмотром по какой-то причине, господин полковник, — сказал Нойманн.

У военного полицейского отвалилась челюсть, и он быстро встал по стойке «смирно».

— Прошу прощения у господина полковника. Я не разобрался.

Сразу раздались быстрые шаги, и грубый голос потребовал:

— Шульц, что тут происходит?

Штайнер и Нойманн не обратили на него внимания и пошли дальше. Над городом висел черный дым, вдалеке гремела артиллерия и раздавались звуки стрельбы. Рука на плече Штайнера крутанула его, и он оказался лицом к лицу с майором безукоризненно сидящей форме. На шее у него висела на цепи медная табличка военной полиции. Штайнер вздохнул и сдвинул белый шарф, выставив не только петлицы, по которым был виден его чин, но и «Рыцарский крест» с «Дубовыми листьями».

— Штайнер, — представился он. — Парашютный полк.

Майор вежливо взял под козырек, но только потому, что пришлось это сделать.

— Прошу прощения, господин полковник, но приказ есть приказ.

— Ваша фамилия? — потребовал Штайнер.

Несмотря на ленивую улыбку, в его голосе зазвучал металл, который намекал на возможность неприятностей.

— Отто Франк, господин полковник.

— Хорошо, теперь, когда мы познакомились, не будете ли вы так добры точно объяснить, что здесь происходит? Я-то думал, что польская армия сдалась в тридцать девятом году.

— Сметают с лица земли варшавское гетто, — сказал Франк.

— Кто?

— Войска специального назначения, СС и различные другие группы под командованием бригадефюрера Юргена Штроопа. Еврейские бандиты, господин полковник, дерутся за каждый дом, в подвалах, в канализационных трубах вот уже тринадцать дней. Пришлось выкуривать их огнем. Лучший способ уничтожения вшей.

Получив отпуск после ранения под Ленинградом, Штайнер навестил своего отца во Франции и нашел его сильно изменившимся. У генерала давно возникли сомнения в отношении нового порядка. Шесть месяцев назад он посетил концентрационный лагерь Освенцим в Польше.

— Командовал лагерем боров по имени Рудольф Гесс, Курт. Не поверишь, убийца, отбывавший пожизненное заключение и выпущенный с каторги по амнистии в 1928 г. Он тысячами убивал евреев в специально построенных газовых камерах, уничтожал тела в огромных печах. Но после того, как из тела выдернут такие мелочи, как золотые зубы и тому подобное.

Рассказывая, старый генерал напился и все же не был пьян.

— Неужели мы за это боремся, Курт? Чтобы защитить свиней вроде Гесса? А что скажет весь мир, когда наступит время расплаты? Что мы все виноваты? Что Германия виновата, потому что мы при этом присутствовали? Порядочные и благородные люди присутствовали и ничего не делали? Но не я, клянусь богом. Я не мог бы жить с собой в мире.

Воспоминания отразились на лице Курта Штайнера, и, видя выражение его лица, майор отошел в сторону.

— Так-то лучше, — сказал Штайнер, — и если бы вы могли при этом улетучиться, я был бы премного обязан.

Удивление в глазах майора Франка быстро сменилось гневом, когда Штайнер в сопровождении Нойманна прошел мимо него.

— Полегче, господин полковник, полегче, — сказал Нойманн.

На платформе по другую сторону линии эсэсовцы ставили к стене группу оборванных и грязных людей. Невозможно было разобрать, мужчины это или женщины. По приказу они начали раздеваться.

На краю платформы за ними наблюдал военный полицейский. Штайнер спросил:

— Что там происходит?

— Евреи, господин полковник, — ответил тот. — Урожай сегодняшнего утра из гетто. Их отправят в Треблинку, чтобы прикончить сегодня же, попозже. Их заставляют раздеваться перед обыском главным образом из-за женщин. У некоторых в трусах заряженные пистолеты.