— Понятно.
— Хорошо, значит, я могу спокойно оставить дело в ваших руках. Россман даст вам особый номер телефона. Я хочу ежедневно знать о ходе дела. — Он положил донесения и карту в портфель и придвинул его Радлу.
— Как прикажете, господин рейхсфюрер.
Радл сложил бесценное письмо, положил его обратно в конверт и сунул в карман мундира. Взял портфель, свое кожаное пальто и пошел к двери.
Гиммлер, который было снова стал писать, позвал:
— Полковник Радл.
Радл повернулся.
— Господин рейхсфюрер?
— Ваша присяга германского солдата фюреру и государству. Вы помните ее?
— Конечно, господин рейхсфюрер.
Гиммлер поднял голову. Лицо его было холодным и бесстрастным.
— Повторите ее сейчас.
— «Клянусь богом исполнять эту святую клятву. Я буду беспрекословно повиноваться фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру, Верховному главнокомандующему вооруженных сил, и готов как храбрый солдат в любой момент отдать свою жизнь за присягу».
Глазница его снова горела, отрезанная рука болела.
— Отлично, полковник Радл. И помните одно: неудача — это признак слабости.
Гиммлер наклонил голову и продолжал писать. Радл поскорее открыл дверь и нетвердым шагом вышел.
Он решил домой в квартиру не идти. Вместо этого попросил Россмана высадить его на Тирпиц-Уфер, пошел к себе в кабинет и лег на маленькую походную койку, которая имелась на случай таких непредвиденных обстоятельств. Спал он мало. Как только закрывал глаза, всплывало серебряное пенсне, холодные глаза, спокойный сухой голос, высказывающий чудовищные мысли.
В пять часов, когда в конце концов он сдался и потянулся за бутылкой коньяка, ему стало ясно, что он должен провести это дело, но не для себя, а для Труди и детей. Надзор гестапо — это для большинства людей очень плохо.
— Но не для меня, — сказал он, снова гася свет. — Мне надо, чтобы сам Гиммлер шел по моему следу.
Все-таки он уснул. Его разбудил в восемь часов Хофер, принеся кофе и горячие рогалики. Радл поднялся, подошел к окну, жуя на ходу рогалик. Утро было серое, шел сильный дождь.
— Бомбежка была сильная, Карл?
— Не слишком. Я слышал, что восемь «ланкастеров» сбито.
— Если вы заглянете во внутренний карман моего мундира, то увидите конверт, — сказал Радл. — Я хочу, чтобы вы прочли лежащее в нем письмо.
Он ждал, глядя на дождь. Хофер смотрел на письмо, и вид у него был потрясенный:
— Что это означает, господин полковник?
— Дело Черчилля, Карл. Оно продолжается. Так хочет фюрер. Мне этой ночью сказал сам Гиммлер.
— А адмирал, господин полковник?
— Не должен ничего знать.
Хофер уставился на него в искреннем замешательстве, держа в руке письмо. Радл взял его у него и поднял кверху:
— Мы маленькие люди — вы и я, — попавшие в очень большую паутину, и должны ступать осторожно. Эта директива — все, что нам надо. Приказ самого фюрера. Вы понимаете?
— Думаю, что да.
— Мне вы доверяете?
Хофер встал по стойке «смирно».
— Я никогда в вас не сомневался, господин полковник. Никогда.
Радл почувствовал, как в нем подымается волна признательности.
— Хорошо, тогда мы продолжим то, о чем я говорил в строжайшей тайне.
— Как прикажете, господин полковник.
— Хорошо, Карл, принесите мне все, что у нас есть, и мы еще раз все просмотрим.
Он подошел к окну, открыл его и глубоко вздохнул. От ночных пожаров в воздухе стоял едкий запах дыма. Часть города, видимая ему из окна, лежала в руинах. Странно, почему он так взволнован?
— Ей нужен мужчина, Карл.
— Господин полковник? — удивленно вымолвил Хофер.
Они склонились над столом, на котором были разложены донесения и карты.
— Миссис Грей, — объяснил Радл. — Ей нужен мужчина.
— А, теперь я понял, господин полковник, — сказал Хофер. — Человек с крепкими плечами. Тупой инструмент?
— Нет. — Радл нахмурился и взял из коробки на столе русскую папиросу. — И ум тоже, это важно.
Хофер поднес ему огонь:
— Трудное сочетание.
— Как всегда. Кто из тех, кто работает сейчас в Англии на первый отдел, мог бы помочь? Он должен быть абсолютно надежным.
— Есть семь-восемь агентов, которых можно было бы считать такими. Например, Белоснежка. Он два года работает в Военно-морском управлении в Портсмуте. От него мы получаем ценную регулярную информацию о североатлантических конвоях.
Радл нетерпеливо покачал головой:
— Нет, не такой нужен. Эта работа слишком важна, чтобы ее подставлять под удар. Господи, неужели нет других?
— Не меньше пятидесяти, — Хофер пожал плечами. — К сожалению, английская контрразведка удивительно хорошо поработала за последние восемнадцать месяцев.
Радл встал, подошел к окну и стоял там, нетерпеливо постукивая ногой. Он не сердился, скорее всего, он был обеспокоен. Джоанне Грей было шестьдесят восемь лет, и как бы преданна, как бы надежна она ни была, ей нужен был мужчина. Как сказал Хофер, тупой инструмент. Без него все предприятие могло потерпеть крах.