— Никакой случайности в том, что адмирал едет в Италию нет, уверяю вас, — Гиммлер слегка улыбнулся. — Я предложил это фюреру точно в подходящий момент. Через пять минут он решил, что это его собственная мысль. — Гиммлер взялся за перо. — Итак, дело идет, Радл. Через две недели все будет кончено. Держите меня в курсе.
Он склонился над бумагами. Радл облизал сухие губы и не мог сказать:
— Господин рейхсфюрер…
Гиммлер тяжело вздохнул:
— Я действительно очень занят, Радл. Что еще?
— Генерал Штайнер, господин рейхсфюрер, он… здоров?
— Конечно, — спокойно ответил Гиммлер. — А почему вы спрашиваете?
— Полковник Штайнер, — начал объяснять Радл, и в животе у него все как бы перевернулось, — очень беспокоится…
— Нет нужды беспокоиться, — торжественно заверил Гиммлер, — я же дал вам свои личные гарантии, не так ли?
— Так точно, — сказал Радл, пятясь к двери. — Благодарю вас еще раз, — он повернулся и вышел как можно быстрее.
Гиммлер раздраженно покачал головой и занялся работой.
Когда Девлин вошел в церковь, месса уже почти кончилась. Он проскользнул направо от прохода и сел на скамейку. Молли стояла на коленях возле матери, одетая в точности так же, как и в предыдущее воскресенье. На платье не было заметно следов грубого обращения с ним Артура Сеймура. Артур тоже был в церкви, на своем обычном месте, и сразу увидел Девлина. Не выказывая никаких эмоций, встал и проскользнул в тени прохода на улицу.
Девлин ждал, наблюдая, как Молли молится: как будто сама невинность преклонила колени при свете свечей. Через некоторое время она открыла глаза и очень медленно повернулась, физически почувствовав его присутствие. Глаза ее расширились, она посмотрела на него долгим взглядом и отвернулась.
Незадолго до конца службы Девлин вышел из церкви. Он был уже у своего мотоцикла, когда в дверях появился первый прихожанин. Шел мелкий дождик. Девлин поднял воротник плаща, сел на мотоцикл и стал ждать. Мимо по дорожке прошли Молли с матерью, сделав вид, что не видят его. Они сели в двуколку, мать взяла вожжи, и они уехали.
— А, ладно, — сказал про себя Девлин, — кто ее осудит?
Он завел мотор и услышал свое имя. Джоанна Грей, подойдя к нему, тихо сказала:
— Сегодня днем у меня два часа сидел Филипп Верекер. Он хотел жаловаться на вас сэру Генри.
— И я его не виню.
Она спросила:
— Вы можете когда-нибудь сохранить серьезность больше двух минут подряд?
— Слишком надо напрягаться, — ответил он. Приближение семейства Уиллафби помешало им продолжить разговор.
Сэр Генри был в форме:
— Ну, Девлин, как дела?
— Прекрасно, сэр, — Девлин усилил ирландский акцент. — Не могу достаточно поблагодарить вас за эту прекрасную возможность творить добро.
Он увидел, как Джоанна Грей отпрянула назад, сжав губы, но сэру Генри его слова понравились:
— Молодец, Девлин. Получаю отличные отзывы о твоей работе. Отличные. Продолжай так же хорошо работать.
Он повернулся к Джоанне Грей, чтобы поговорить. Воспользовавшись этим обстоятельством, Девлин уехал.
К тому времени, когда он доехал до дома, дождь лил вовсю. Девлин поставил мотоцикл в сарай, надел болотные сапоги и непромокаемый плащ, взял двустволку и отправился на болото. В такой сильный дождь необходимо было проверить шлюзы дамб, и вообще хождение в такую погоду отвлекало его от всяких мыслей. Но на сей раз не помогало. Девлин не мог выбросить из головы Молли Прайор. В уме его непрерывно вставала картина: Молли медленно опускается в молитве на колени, и платье скользит вверх по бедру.
— Святая Мария и все святые, — тихо сказал Девлин, — если это то, что называют любовью, то Лайам, мой мальчик, долгонько же ты шел к этому открытию.
Когда он шел обратно к дому по главной дамбе, то почувствовал сильный запах дыма в сыром воздухе. Окно светилось в вечерней темноте, свет проникал сквозь малюсенькую щелочку между шторами затемнения. Открыв дверь, Девлин уловил запах еды. Он поставил ружье в угол, повесил плащ сушиться и вошел в гостиную. Молли стояла на одном колене у очага, подкладывая полено. Она серьезно посмотрела на него через плечо:
— Ты небось промок насквозь.
— Полчаса у этого огня и пара рюмок виски — и я буду в порядке.
Она подошла к буфету, вынула бутылку виски и стакан.
— Не выливай его на пол, — сказала она. — Постарайся на этот раз выпить.
— Значит, ты уже знаешь?
— Здесь ничего не скроешь, все становится известно. На огне ирландское рагу. Хорошо?
— Прекрасно.
— Еще полчасика, — она подошла к раковине и достала стеклянное блюдо. — В чем дело, Лайам? Почему ты не захотел со мной встретиться?
Он сел в старое кресло, широко расставив ноги перед огнем, и от его штанов пошел пар.
— Сначала я подумал, что так будет лучше.
— Почему?
— У меня есть свои причины.
— А что не задалось сегодня?
— Воскресенье, проклятое воскресенье. Ты знаешь, как это бывает.
— Будь прокляты твои глаза. — Молли пересекла комнату, вытирая на ходу руки о передник, и посмотрела на пар, поднимающийся от штанов Девлина. — Ты умрешь, если не переоденешься. Ну уж ревматизм тебе обеспечен.
— Не стоит беспокоиться, — сказал он. — Я скоро лягу спать. Я устал.