Орел расправляет крылья

— Она говорит, что здесь крутые и узкие улицы и… я не все поняла, но вроде как в нашей карете почему-то плохо дышать… — Конечно, говорить об этом камеристке не было никакой необходимости, но принцессе необходимо было с кем-то поделиться своим успехом в деле дешифровки столь сложного языка.

В этот момент в дверь ее la palat постучали. Старушка тут же порскнула к двери и, приоткрыв ее, вгляделась в щель, потом поджала губы и, покачав головой, нехотя распахнула дверь. В комнату, шелестя роскошным платьем, стремительно вошла графиня д’Обри, которой королева поручила присматривать за дочкой и быть ей подругой и наставницей. Графиня была почти на десять лет старше принцессы и в совершенстве владела искусством шикарного луврского флирта. За время путешествия она, несмотря на присутствие мужа, успела соблазнить начальника сопровождавшего их конвоя лейтенанта королевских мушкетеров шевалье де Бресси, потом маркиза д’Аренкура, капитана корабля, на котором они плыли, и… того русского, что подвизался при дворах ее матери и ее брата, со смешным именем мсье Trifon. Он сопровождал их посольство из Парижа. После чего сообщила принцессе, что он является соучеником русского государя. Поэтому Генриетта Мария с братом начали попеременно приглашать его в свои кареты и однажды даже поссорились из-за того, в чьей он поедет прежде, но ничего особенно нового про своего жениха Генриетта Мария не узнала. Приблизительно то же он уже рассказывал ее матери в те времена, когда этот союз еще обсуждался…

— О, моя принцесса, вы выглядите просто изумительно! Клянусь, к вашим ногам свалятся не только все русские, которым достанет счастья вас увидеть, но и все медведи в их лесах!

— Ой, Мадлен! Вы выглядите очень довольной. Уже успели еще кого-нибудь соблазнить? — рассмеялась принцесса.

— О нет! — Графиня лукаво покачала головой. — Пока — нет! Но я уже наметила объект для атаки. Видели того дюжего русского, что стоял за спиной вашего жениха?.. Ну такой высокий, белокурый красавец. Представьте себе, это ближайший родственник царя и его самый знаменитый генерал. Князь… э-э-э, Skopin-Shyiski… Его зовут Михаил… как одного из архангелов. Это очень, очень интригующе… — И графиня шаловливо рассмеялась.

Принцесса погрозила ей пальчиком:

— Когда-нибудь Бог вас накажет, Мадлен. И будет прав. Нельзя быть такой… непостоянной.

Но в ее голосе невольно промелькнуло нечто вроде зависти. Нет, сама принцесса еще никогда, нигде и ни с кем… да и пока, если честно, не слишком-то и хотела… ну почти… Но ведь это было еще до того, как она была помолвлена, а тот юный виконт был таким, такой… Нет, все, прочь, прочь эти воспоминания! Она добрая католичка и приехала к своему жениху. Тем более что на самом деле ничего и не было. Только девичьи мечты…

— А зачем еще жить? — легкомысленно взмахнула рукой графиня. — Лишь любовь делает жизнь волнующей и привлекательной!

В этот момент камеристка закончила наконец подшивать подол. За время дороги принцесса слегка вытянулась, поэтому платье и пришлось подгонять по фигуре. А в комнату принялись одна за другой входить ее фрейлины. И русские, и француженки. Это означало, что все уже одеты, причесаны и можно отправляться на пир.

Le vozok действительно оказался ужасным. Из-за пышного платья Генриетта Мария с трудом пролезла в дверцу, а внутри оказалось так узко и тесно, что более никто не поместился. А она рассчитывала проехаться до царских les palat вместе с графиней, чтобы обсудить с ней кое-какие уловки и женские хитрости. И еще, несмотря на меха, сначала оказалось жутко холодно. Но затем выскочившая вслед за ней на улицу старушка укутала ей ноги лежащей на полу меховой полостью и накинула поверх тех мехов, что Генриетта Мария взяла с собой, еще целую гору меха, и принцесса, к своему удивлению, согрелась. И всю дорогу с любопытством глазела по сторонам сквозь маленькие окошки из пластинок слюды, вставленных в свинцовый набор. Странно, в Париже слюда черная, и ею кроют крыши, а здесь — прозрачная, и ее вставляют в окна…