В Остии, на дороге, ведущей в Рим, располагалась школа, где готовили гонщиков для "Формулы 1". Использовали заброшенный бетонный трек. Курс длился три недели и стоил 500 американских долларов.
Дэвид остановился в "Эксцельсиоре" на Виа Венето и ежедневно ездил на трек. Он прошел весь курс, но уже к концу первой недели понял, что ему нужно не это. После свободного полета в небе ограничения трека действовали на него угнетающе, а ревущая мощь "тирелл форда" не могла сравниться с силой двигателя истребителя-перехватчика. И хотя он занимался без увлечения, природный талант гонщика и координация движений поставили его во главе списка успешно закончивших курс, и он получил предложение выступать за новую компанию, которая собиралась выпустить свою команду в соревнованиях "Формулы 1". Конечно, плату предлагали мизерную, и мерой его отчаяния служит то, что он едва не подписал контракт, но в последний момент Дэвид изменил решение и уехал.
Он провел неделю в Афинах, скитаясь по яхт-клубам Пирея. Хотел купить моторную яхту и ходить чартерными рейсами к островам. Море, солнце и красивые девушки – эта перспектива казалась ему привлекательной, а сами яхты, белоснежные, с лакированными деревянными переборками – невыразимо прекрасными. Но за неделю он понял, что чартерные рейсы – это всего лишь плавучие гостиницы для скучающих загорелых туристов, страдающих морской болезнью.
На седьмой день в Афинской гавани бросил якоря Шестой американский флот. Дэвид сидел за столиком в кафе на берегу и пил на солнце темное узо, рассматривая в бинокль самолеты на палубе авианосца. Он видел ряды "крусейдеров" и "фантомов" со сложенными крыльями. Глядя на них, он испытал чувство неодолимого влечения, почти духовную потребность. Он обшарил землю, и, кажется, на ней ничего подходящего для него нет. Дэвид отложил бинокль и посмотрел на небо. Высокие облака казались на голубом фоне серебристыми.
Дэвид поднял стакан узо, нагревшегося на солнце, и отхлебнул сладковатый напиток.
– Лучше всего дома.
Он произнес это вслух, и тут в его воображении появился Пол Морган в своем высоком кабинете из стекла и стали. Как терпеливый рыболов, он расставил сети по всему миру. И вот леска, ведущая в Афины, дернулась. Дэвид представил себе то глубокое удовлетворение, с каким его дядя сматывает леску, вытаскивая слабо сопротивляющегося Дэвида. "Дьявол, – подумал он, – я всегда могу летать в резерве, и еще остается "лир", если удастся увести его у Барни".
Дэвид осушил стакан и резко встал, чувствуя, как слабеет его воля к сопротивлению. Он остановил такси и поехал в свой отель на площади Синдагма.
Сопротивление его слабело так быстро, что ужинал он с Джоном Динопулосом, агентом "Группы Морган" в Греции, элегантным, изысканным стройным мужчиной с гладким загорелым лицом, седыми волосами и в безупречном костюме.
Джон подобрал для Дэвида в спутницы звезду, снимающуюся в итальянских спагетти-вестернах. Молодая женщина с роскошной грудью и темными сверкающими глазами; грудь бурно заволновалась, а глаза возбужденно засверкали, когда Джон представил Дэвида как алмазного миллионера из Африки.
Алмазы – самое великолепное, хотя и не самое значительное из вложений "Группы Морган".
Вечер был теплый, и они сидели на террасе "Диониса". Ресторан был вырублен в скале холма Ликабетта, под самым собором Святого Павла.
Внизу, по извилистой дороге через сосновый лес, от церкви двигался крестный ход с горящими свечами, в неподвижном ночном воздухе ясно слышалось пение. На далекой вершине холма виднелись освещенные величественные колонны Акрополя, словно вырезанные из слоновой кости, а за ними по глади залива рассыпались огни Шестого американского флота.
– Великолепная древняя Греция, – сказала звезда итальянских вестернов, словно изрекая старинную мудрость, и положила руку в кольцах и перстнях на бедро Дэвида, а другой подняла стакан с красным самосским вином и бросила из-под густых ресниц многозначительный взгляд.
Ее сдержанность производила впечатление, и только после того, как они насладились главным блюдом – молодым мясом, завернутым в виноградные листья и приправленным лимонным соком, она предложила, чтобы Дэвид финансировал ее следующую картину.
– Давайте найдем место поспокойнее, где мы могли бы поговорить об этом... – сказала она, а какое место лучше ее номера?
Джон Динопулос с улыбкой помахал им вслед и понимающе подмигнул – чем привел Дэвида в крайнее раздражение: он сразу увидел пустоту всего этого эпизода.
У звезды оказался роскошный номер с толстыми белыми коврами и массивной кожаной мебелью. Дэвид налил себе выпить; она тем временем переоделась в костюм, более подходящий для обсуждения важных финансовых вопросов, и распустила волосы, густую гриву локонов. Дэвида вдруг затошнило от всего этого.
– Простите, – сказал он. – Джон пошутил... Я не миллионер и предпочитаю мальчиков.
Закрывая за собой дверь номера, он услышал, как разбился брошенный в нее стакан.