Орел

Измученный бесконечными операциями почти семиглавый орел был обречен сдохнуть в клетке, если бы не ураган Сильва, который прорвался в Центральную Азию с Тихого океана, где он потопил малайский авианосец «Пенанг».

Ураган с такой силой ударил по зоопарку, что сорвал камуфляж с орлиной клетки.

Именно в этот момент, что было не более как счастливым совпадением, над Дарвазом пролетал косяк диких гусей, в составе которого случайно оказалась гусыня Светка, бывшая кормилица орла.

Женское, хоть и гусиное, сердце — не камень.

Образ несчастного орленка запечатлелся в нем, как вырезанный на мраморе. И вы можете представить себе, какие чувства охватили гусыню, когда она увидела внизу, на земле, изуродованного дополнительными головами, но все же легко узнаваемого Символа.

Гусыня спикировала на проволочную крышу клетки и стала рвать ее клювом. Вряд ли она справилась бы с этой задачей, но на помощь ей пришли прочие гуси, а изнутри бился и клевал проволоку оживший при виде кормилицы орел.

Местная охрана, спрятавшаяся в укрытии от дождя и бури, не заметила, как птицы совместно разорвали проволоку, и орел, гордо подняв все семь голов, устремился за гусями на юг.

Но недолго летели они все вместе.

Гусиное общественное мнение резко возражало против предпочтения, которое Светка оказывала хищному уроду.

Да и соседние стаи не щадили чувств гуслярских гусей. Особенно возмущали птиц пришитые к Символу мелкие головы ястребов и петуха.

Гусыня тоже их не выносила. Ее не смущало то, что у Символа были две настоящих головы. Но эти добавки!

— Знаешь что, мой милый, — сказала она приемышу на птичьем, нам непонятном языке. — В Африке тебя сразу заклюют.

— Заклюют! — откликнулись другие гуси. — И мы не будем возражать. Таким уродам нет места среди живой природы.

— Что же делать? — спросил несчастный уродец.

— Возвращаться домой, — ответила гусыня. — Там отыщем профессора Минца. Не может быть, чтобы он отказал птицам в помощи.

— Нельзя, — сказал орел. — Начинается зима, вот-вот ударят морозы. Нам что же, погибать?

— Лучше погибнуть на родине, символом которой ты являешься, — сказала Светка, — чем бесславно погибнуть на чужбине.

И убежденный ее настойчивыми словами орел взял курс за гусыней на Родину.

А тем временем в суверенном Кзылкумстане в день рождения Кзылбаши при стечении массы народа должен был быть представлен ему и гостям символ суверенитета.

Но символ пропал.

Он в эти минуты летел над долиной Волги, направляясь на север.

Странную пару встречали ветры, пугала непогода и обстреливали охотники. Кстати, случайным выстрелом была убита одна из лишних голов орла. Так, шестиглавым, он опустился во двор дома № 16 по Пушкинской улице Великого Гусляра.

Профессор Минц, движимый интуицией, выбежал во двор и прижал путешественника к груди.

Гусыня Светка стояла в стороне. Она сделала свое дело.

— Кто это натворил? — возмутился профессор. — Какой идиот его изуродовал?

Гусыня сдержанно загоготала. Она тоже так думала.

Когда Минц пригласил орла к себе в кабинет, Светка пошла за ним, у Минца рука не поднялась ее остановить.

Вот она и торчала в комнате, пока Минц обследовал орла, а потом принялся ампутировать лишние головы, благо они, не вынеся долгого пути из Кзылкумстана, и сами уже отмирали.

Пришедший Удалов посоветовал Минцу заодно отрезать орлу и вторую голову, но натолкнулся на яростное сопротивление как друга, так и птиц.

Поэтому после операции и перевязки Символ остался двухголовым.

А когда он немного окреп, Минц отпустил орла на волю. Орел с гусыней провели зиму в пустом коровнике на окраине Гусляра. А Минц с Удаловым подкармливали влюбленных птиц.

По весне Светка снесла три яйца. Из них в апреле вывелись некрасивые, но многообещающие птенцы орлиного племени, а один — гусиного. И все двухголовые.

Отсюда и пошло славное племя двуглавых орлов, которые кружат над просторами России.