Орельен. Том 1

Ленинская характеристика героя Барбюса и самого Барбюса как писателя позволяет понять существенно важную черту, свойственную почти всем героям, которыми французская передовая литература откликнулась на войну. Ленин писал о том, что герой Барбюса превращается из «массовика» обывателя в революционера. В этом сказывалось не просто воздействие войны, — в этом сказывалось, писал Ленин, воздействие масс, разбуженных войной. В самом деле, воздействие войны может быть и негативным и обезоруживающим, оно может вырабатывать героев «потерянного поколения». Воспитание чувств положительного героя требует положительных социальных факторов, таких, как пробуждение, революционизирование масс. К какому из героев передовой литературы, прошедшему через войну, ни обратиться, мы обнаруживаем описанные выше черты. Уж, кажется, что общего между Симоном Полен из «Ясности» Барбюса и Антуаном Тибо — героем Мартена дю Гара? А ведь с Антуаном происходит такого же типа метаморфоза, то же «превращение», как и с Симоном. Давая психологический рисунок этой метаморфозы, — от обывателя к гражданину, — реалисты века значительно углубили раскрытие конфликтов героя с окружающим обществом, его взаимоотношений с людьми. Человеческие драмы, которыми исчерпывались образы и тематика «потерянного поколения», для дю Гара и Роллана — только эпизоды, «частички» глубоких духовных переворотов, восходящих к великой трагедии народа, терпящего бедствия войны. Конечно, и в книгах Хемингуэя есть настоящий трагизм. Но некоторые его герои, оторванные от живой жизни, проваливаются в такие глубины «внутреннего монолога», что их подлинно человеческие жалобы неотличимы от их капризов, их стоны — от жалобных интонаций мещанина: так, в глубоком колодце любой звук преувеличен, оглушает. Иными словами, образы героев «потерянного поколения» представляют собой его идеализацию, признание правоты выпавших из жизни «коптителей неба» в ущерб правам истории, которая вынуждена заботиться о грядущих поколениях, о будущем. Любопытно признание Хемингуэя как знатока психологии «потерянного поколения», что он и художники его круга надеялись на немедленную и легкую победу идеалов и что социальный застой на Западе после войны лишал их веры в будущее.

Хемингуэй прошел большой путь, объективно противопоставив себя тем сторонникам модернизма, для которых современность — это сегодняшний день и час, не связанный с прошлым и не предвещающий будущего. Они «убирают» с подмостков своих психологических и интеллектуальных драм какой бы то ни было исторический фон, всякие приметы связи с прошлым. И это понятно: ведь малейшее соприкосновение с историзмом вырывает почву из-под ног модернистских авторов.

2

Роман Арагона по своему замыслу противопоставлен модернистскому толкованию «человеческого удела». Уже то обстоятельство, что «Орельен» входит в цикл «Реальный мир», являясь как бы звеном между первыми его книгами и эпопеей «Коммунисты», предполагает наличие основательно продуманного исторического фона. Известно, что сцены, изображающие героя в дни лета 1940 года, первоначально предназначались для эпопеи «Коммунисты», а роман, о котором мы рассказываем, закономерно завершался в двадцатые годы, когда Орельен от поры своих блужданий переходит к «регулярному» буржуазному существованию, начинает работать на фабрике, принадлежащей его родне.

Портрет героя был дорисован. Но затем автор решил проецировать линию его судьбы в будущее, показать Орельена в момент национальной трагедии, за которую он при всей своей «малости» ответственен как француз и гражданин. В 1940 году, двадцать лет спустя, Орельен вновь надевает военную форму. Часть, где он служит, уносится потоком отступающей французской армии и докатывается до городка, где прозябает Береника — предмет несчастной любви молодого Орельена. События страшного лета 1940 года, пылающего «пожарами и розами», бросают свет и на человеческие драмы, даже на такие камерные, как драма Орельена и Береники.

Перед нами «роман итогов», роман о Франции не просто 20-х годов, но и всего двадцатилетия, так называемой «эпохи между двух войн». Наплывом, как на экране, обрисовывается это двадцатилетие, но от этого не тускнеет тот колорит, который окрашивал жизнь французского общества в годы первых кризисов, порожденных мировой империалистической войной.

В «Орельене», в отличие от других, композиционно более сложных романов серии «Реальный мир», автор, — как он это сам отмечает, — в соответствии с традицией, концентрирует действие вокруг одного, точнее двух главных действующих лиц. Но, конечно, основное, что противопоставляет этот роман произведениям о «потерянном поколении», — это трактовка судьбы главного героя.