Орест и сын

Тетерятников вздрогнул. За окном, не прикрытом занавесками, стояла ночь. В тишине ухало сердце. Те, кто был вызван к жизни тяжелым сном, мелькали, сменяя друг друга. Во сне их действия казались вполне логичными, во всяком случае вытекали одно из другого. Теперь, когда Матвей Платонович совсем проснулся, эта логика выглядела смазанной и сами лица становились расплывчатыми — едва различимыми.

Он вглядывался в них, пытаясь оценить положение, и приходил в недоумение. Действия персонажей, насколько можно было судить, шли вразрез с его первоначальным замыслом. Не то чтобы они и вовсе игнорировали его построения, — на первых порах они подчинялись неотступно. По крайней мере, те, кого он мысленно называл волхвами. Однако другие, включившиеся в круговорот событий помимо его воли, сбивали с верного пути. Каждый преследовал свою собственную цель, и цель, к которой стремился Матвей Платонович, в этих обстоятельствах не становилась равнодействующей. В особенности это касалось найденной рукописи.

Тетерятников поднялся и вышел на кухню. Тетрадка, исписанная его рукой, лежала на столе. Матвей Платонович вчитался в собственные строки и понял свою оплошность. Теперь он во всем винил себя. С самого начала он твердо намеревался остаться в границах древних культов, о масонах же сболтнул походя, просто так, без необходимости. Явление желтоватой рукописи стало ответом на эту безответственность.

Упомянув о масонстве, он не только нарушил границу первоначального замысла — время первых христиан, но перепрыгнул через одну ступень: появлению исторического масонства предшествовал расцвет алхимии, и цели, которые ставили перед собой вольные каменщики, в метафизическом и символическом смыслах стали продолжением и развитием деятельности алхимиков — на новом историческом витке. В рукописи, не преданной огню, речь, собственно, и шла о Великом Делании — мистерии, из века в века свершавшейся алхимиками: ее сокровенный смысл оставался тайной для непосвященных.

Еще прежде масонов алхимики обратились к мистико-мифологическому прошлому, ссылаясь на египетского бога Тота, которого именно они — а уже вслед за ними масоны — назвали Гермесом Трисмегистом и своим покровителем.

Символы и аллегории, разработанные в масонском ритуале, развивали символизм средневековых алхимиков, во всяком случае в области духовных поисков. Однако, в отличие от алхимиков, корпевших над подлинными ретортами и колбами, масоны свершали свои работы в мире идей, в котором прямое воздействие на материю вытеснил отвлеченный от материального мира обряд. В этом смысле и могла идти речь об исторической преемственности: масонские ложи, возникшие в Новое время, пришли на смену средневековым лабораториям алхимиков.

Не обращая внимания на ехидные ухмылки немца, который, кажется, предвидел такой поворот событий, Матвей Платонович взялся за перо.

Прагматики сводят алхимию к поиску способов получения золота, — теософы находят в ней источник оккультных знаний, отражающих метафизическую реальность мира. И то и другое похоже на правду, поскольку в алхимических текстах обнаруживается по меньшей мере два возможных ключа для объяснения символов и аллегорий. Первый касается преобразования металлов, их перехода от низшего, хаотического состояния к высокому, упорядоченному, благородному. Второй связан с трансмутацией “хаотических” или животных качеств человеческого существа и их превращением в более возвышенные. В этом смысле алхимия выражает религиозное сознание человека, его восприятие мира через призму священного, сакрального, что сближает ее с языком древних мистерий. Можно утверждать, что алхимический и мифологический опыт имеют схожие черты.

Строго говоря, алхимические тексты не поддаются расшифровке. Многозначность смыслов каждого термина превращает любую расшифровку в игру воображения. К примеру, кислоты символизируются львами, пожирающими луну и солнце; химическое растворение представлено в виде дракона, пожирающего человека.

В процессе алхимической обработки первоначальные компоненты, заложенные в тигль, распадаются на два вещества — белое и красное. Собственно, конец Великого Делания наступает после появления в тигле красного. Это и есть Философский, или Красный, камень.

Обладание Красным камнем открывает перед человечеством невиданные возможности. Он — эликсир, обновляющий физическое тело и продлевающий человеческую жизнь. Парацельс называл его универсальным лекарством — панацеей от всех болезней. По мнению Парацельса, этот эликсир позволяет человеку перемещаться в пространстве, к примеру, взлетать одним усилием воли.

Красный камень удаляет из любой вещи все нечистое, что ее загрязняет, то есть в мистическом смысле изгоняет все наносное и восстанавливает элементы в их первозданном виде — в этой функции он символизирует изменение внутренней природы человека, его возвышение до Божественного. Превращение в мистически чистую субстанцию алхимики сравнивали с Воскресением.