Орест и сын

Рука того, кто сидел над фронтоном, держала длинное — похожее на кусок мяса: орел тянул к мясу каменный клюв. Взмах, и длинный кусок полетел вниз. Качнув тяжелыми крыльями, птица снялась с подлокотника и, в несколько взмахов достигнув сада, зависла над розарием. Спрятав голову в грудных перьях, орел пошел вниз. Ветки захрустели под когтями. Над головой Ореста Георгиевича поднималась тень, тяжело летящая к собору. В когтях билось животное: не то кошка, не то собака. Орел забирал все выше к балюстраде купола, на котором, выпустив крылья, стояли ангелы, одетые в солдатские плащи. Орел опустился на край и бросил добычу к ангельским стопам.

В поднятой руке зашевелился клубок света, похожий на шаровую молнию. Молния бросала отсвет на лицо Ирода, словно красила его красным. Ирод взмахнул светоносным клубком, как куском мяса, и швырнул его в сад. Молниеносно долетевший клубок упал между темными деревьями и, разорвавшись, расползся по дорожкам светящимися змеями. Яркие вспышки озаряли сад здесь и там. Тени, похожие на людей, пошли по газонам, прочесывая сад метр за метром. “Проверяют, не укрылся ли кто…” — Орест Георгиевич быстро присел.

Две колонны милицейских машин огибали собор, выползая из-за портиков. Ленты света свернулись и потухли. Прижимаясь к ограде, Орест Георгиевич думал о том, что подступы к площади перекрыты. Он представил себе милицейские кордоны у обоих мостов, баррикаду из грузовиков в Арке Главного штаба — как на демонстрациях, милицейские цепи в устье Невского и широким веером поперек улиц: Гоголя, Герцена, Майорова... Самое время выйти из укрытия. Он колебался, оглядываясь с любопытством. Безжизненный голос флейты подымался над садом. Прислушиваясь, Орест Георгиевич сообразил: обнаружь он себя, придется бежать по светлой полосе. Он взглянул на крышу Манежа: “Могут пристрелить”.

“Что со мной? Беспричинный страх. У больных сердцем. Мое-то здорово. Что я возомнил? Кому я опасен, кому надо пристреливать? Нет причины”, — он рассуждал неуверенно. Из-за милицейских машин показались солдатские колонны: они смыкались вокруг собора широким серым квадратом. Раздалась команда: “...но!” — и ангелы замерли, сложив за спинами крылья. “Там же солдатские казармы — за Почтамтом”, — Орест Георгиевич вспомнил.

Голос флейты вернулся исподволь, и, подняв голову, Орест Георгиевич различил группу людей, поднимающуюся к колоннаде по легкой экскурсионной лестнице. Там, наверху, дул ветер — полы пальто били восходящих по ногам. Теперь иерархия устанавливалась следующим образом: ангельское воинство — темные фигуры в арках колоннады — каменная статуя на крыше фронтона — серые ряды солдат, стоящие под стенами с ангельским спокойствием.

Тишина над площадью стала всепоглощающей. Луч, выпущенный из-под купола, ударил в каменную чашу, к основанию которой склонились два острокрылых ангела. Орел поднялся в воздух. Срезав угол за вершиной колокольни, он подлетел к каменной чаше и, подхватив, вложил в нее ангельскую добычу. Взявшись за ствол, ангелы качнули чашу. Маленькая, невесомая жертва, выскользнув из глубины, канула вниз.

Дрогнувшие ряды солдат испустили нечеловеческий крик: “А-а-а!” Глотки рвались к куполу. Острокрылые ангелы смотрели безучастно.

Рука, восходя над площадью, простерлась. Тяжелый голос говорил членораздельно. В паузы между фразами врывались крики команд. Столько же раз, сколько останавливался тяжелый голос, густым выдохом поднималось к высотам собора: “Клянемся!”

Орест Георгиевич закрыл глаза: губы повиновались чужому дыханию. Вслед за воинством он повторял: “Клянемся... клянемся...”

Судя по шевелению на смотровой площадке, торжественная часть заканчивалась. Ряды солдат исполняли команду “вольно”. Орест Георгиевич взялся за ограду. Шло быстрое и организованное перестроение: солдаты мерно отступали шаг за шагом. На смотровой площадке передавали черный раструб мегафона — по рукам.

Два солдата, держа наперевес палки с крючьями, похожими на садовые тяпки, бежали к соборной стене. Подцепив разбившееся животное, они поволокли тушку через дорогу и, размахнувшись, перекинули через ограду. Вскинув крючья, побежали обратно. Пробегая под низкой веткой, один зацепился тяпкой за сук. “Черт!” — Он поднялся с земли.

Тяпка осталась под оградой. Подобравшись поближе, Орест Георгиевич разглядел под деревом скорченную тень и, подцепив крюком, подтянул к себе. Мертвая песья голова, оскалив зубы, лежала у самой стойки.