Современники отмечали прекрасное образование Ростопчиной: она знала несколько языков, в том числе латынь и греческий. Не любила светских удовольствий; будучи с шестнадцати лет фрейлиной, она скучала и мало танцевала на придворных балах. В 1794 году вышла замуж за Ростопчина. Для своих детей Екатерина Петровна составила краткую российскую историю и географию, и ее супруг отмечал в одном из писем, что они ясно и хорошо написаны. Но у нее была еще одна забота - религия. В Ростопчиной, воспитанной в вольтерьянский век, при ее серьезности и интересам к духовной сфере религиозное вольнодумство причудливо соединилось с религиозным мистицизмом. Она легко стала добычей иезуитов, тайно перейдя в католическую веру. Разумеется, семейное согласие было нарушено - положение главнокомандующего первопрестольной при жене католичке было не совсем удобным. В старости Ростопчина, устраненная мужем от воспитания сына Андрея, жила затворницей в Москве или подмосковном имении Вороново. Едва ли Кипренский мог знать обо всех этих обстоятельствах, и все же в портрете Ростопчиной художником угадана эта ее склонность к мистической экзальтации.
Портрет лейб-гусарского полковника Евграфа Владимировича Давыдова (1809) - из ряда шедевров мастера. Здесь очевидна новизна портретной концепции Кипренского, отличающая все его работы от произведений живописцев XVIII века. Художник берет любимый и богато разработанный XVIII веком тип так называемого парадного портрета и расставляет свои акценты. Непременный для парадного портрета момент торжественного предстояния преображен в ситуацию одинокого ожидания; поза и очерк фигуры выдают выправку и стать человека, привыкшего ловить восторженные взгляды: он словно покрыт «глянцем обожания», которым пользовалось военное сословие в эпоху наполеоновских войн. В полумрак ночного уединения как бы привнесена атмосфера бала, но герой предается мечтам и прихотливому течению своих мыслей. Как никто, Кипренский умел писать обращенный внутрь взгляд человека, словно прислушивающегося к чему-то внутри себя. Рассматривание этой по-своему элегантной картины позволяет живее, чем исторические комментарии, понять, как в тех людях были поразительно сплавлены военная доблесть, светское изящество и «дум высокое стремленье».
Высоко оцененный современниками и хорошо им известный, этот портрет сделался жертвой музейного недоразумения: уже после смерти автора портрета было забыто имя изображенного, и целое столетие в нем видели изображение поэта-партизана Дениса Давыдова. Сравнительно недавно было установлено, что в 1809 году в гвардейском гусарском полку только Евграф Давыдов был полковником, а Денис был в меньшем чине. Надо сказать, что как военный герой Евграф Владимирович был прославлен не меньше своего двоюродного брата Дениса Васильевича. Он был участником многих драматических эпизодов наполеоновской эпопеи, начиная с трагического Аустерлица, вплоть до грандиозной «битвы народов» под Лейпцигом в 1813 году, откуда он вышел с тяжелейшими увечьями.
В том же 1809 году Кипренский гостил в имении Давыдовых Аксиньино Веневского уезда Тульской губернии. Там он выполнил графические портреты владельца села Алексея Владимировича Давыдова, Василия Денисовича Давыдова и портрет Матери с ребенком (госпожи Прейс ?). Здесь зритель как бы допущен к задушевной домашней беседе, в круг дружеских и почти родственных отношений - такова мера естественности поведения моделей. Поэтизация усадебной, домашней жизни входила в круг излюбленных тем ранней романтической лирики. Строки Константина Батюшкова как бы формулируют программу этого рода поэтических медитаций: «Блажен стократ, кто с сельскими богами, Спокойный домосед, земной вкушает рай...»
С весны 1811 Кипренский в Твери. Ростопчин рекомендовал его так называемому тверскому двору - великой княгине Екатерине Павловне и ее супругу, принцу Георгу Ольденбургскому, который, став в 1809 году генерал-губернатором Ярославской, Тверской и Новгородской губерний, обосновался в Твери.