Орфей

Чтобы выдернуть их прижатые друг к другу руки, хватило одного движения. Как и думал. Из-под отъехавшего рукава кимоно и серого пиджака Юноши сверкнули наручники. Не оперативные "клещи", затягивающиеся щелчками при каждом движении и в конце концов способные сломать вам кисти. Нет, здесь было никелированное устройство кандального типа, связанное коротенькой изящной цепочкой. Такими приковывают к запястью чемоданчики с бриллиантами или секретными документами в шпионских фильмах.

Чтобы вернуть их скованные руки в прежнее положение, тоже понадобилось не больше секунды. И я моментально отступил на шаг.

- Ой! - сказала Ларис Иванна басом.

- Не беспокойтесь, прошу, Ларис Иванна, и вы, Володя. Самые искренние извинения. Эта маленькая тайна останется исключительно между нами. Просто теперь ее знаю и я.

- Игорь, зачем вы?

- Тайну? Какую тайну? Знаете? Кто это - я? Нет, не только глаза, он весь был словно остекленевший. Пятясь, я отошел, уселся за столик.

- И он знает! И! Как верно сказано. И он тоже!

- Вовик, помолчи!

Ларис Иванна что-то быстро ему зашептала. Бледный кивнул, нетвердо поднялся из-за стола. В свободной руке Ларис Иванна уносила тарелку с пирожными.

- Один твой Саша Правдивый не знает. Хамло. И Барабанов, но ему наплевать. Ты ему не требуешься. Он счастливый. Вольтер, став импотентом, сказал: "Наконец-то это перестало меня отвлекать!"

- Вовик!

Их голоса удалились. Я пил минералку местного разлива с этикеткой "Яицкая". Ну чтобы Кузьмич чего-то не знал, это вряд, ли. А высказывание приведенное принадлежит не Вольтеру. Ситуация и слова в истории имели место, но сказал их не Вольтер. При определенных обстоятельствах можно согласиться. Слава Богу, я еще не в таких обстоятельствах.

Завтрак прошел спокойно. Братцы-кролики утыкались каждый в свою кормушку. На этих днях я выдумал себе развлечение - стал перебирать блюда из меню одно за другим в алфавитном порядке. Видимо, из чувства скрытого протеста, начав с конца. Пока мне предлагались яйца во всех видах, яблоки в тесте, яблочные оладьи, яблочный пай, но вчера на обед уже были щи, а на второе очень вкусная штука под названием "юц" - телячий сычуг, фаршированный гречкой с луком, обильно сдобренный кубиками мяса и сала. На такой кормежке мы все тут должны через три месяца выглядеть, как Ларис Иванна.

Я поковырял кашу-сечку (она ведь называется "ячневая") и проговорил тихонько, чтобы никто не услышал:

- Из чувства скрытого протеста...

Вот и возможный смысл, отгадка побудительных мотивов всех моих товарищей по сытому плену. Отчего им скрытничать, голову мне дурить, а то и - я вспомнил, как заявился все-таки к Наташинашиному крыльцу и нарвался на ее, как у рассерженной кошки, шип, - а то и проявлять открытую враждебность. Поправился: не всех. Трое из семерых вызывают у меня подозрения, и еще один - серединка-наполовинку. Выходит, пятьдесят на пятьдесят. Фифти-фифти. Так?

Выходит, так, шепнул мне на ухо неведомо откуда вынырнувший Винни-Пух. Это еще цветики, шепнул, погоди, когда совсем тебя достанет, вполне можешь удариться в преднамеренно рискованные опыты какие-нибудь. Преступать все и всяческие запреты. Определение существует - "реакция дьявольского своеволия", самое что ни на есть научное и серьезное и официально употребляемое. Больные гемофилией, например, к такому сильно склонны. Им малейшего ушиба беречься надо, а они вдруг начинают на голове ходить. Так и ты.

Ну, завел. Без тебя знаю.

Только не выйдет у тебя ничего. Тут эту стадию все проходили. Это небось предусмотрено, чтобы вреда нам, драгоценным, не причинилось. Так что не рыпайся лучше, бесполезно. Запрещено.

Заткнулся бы ты. Какие запреты... хотя, погоди-погоди, чего там Наташа Наша пищала?

Вот-вот, сказал Винни-Пух. И вздохнул.

- Игорь, - позвал от дверей Правдивый. Оказывается, все уже закончили и ушли. Как теперь стало принято - без шума и незаметно. После моего "отчета о проведенных переговорах" в столовой воцарилась гнетущая атмосфера. Я был тому причиной, сообщенное мною, еще что-то, но шутки, смех, оживленные разговоры прекратились. Единственное место наших общений в, так сказать, полном составе сделалось больничным коридором, где родственники ждут приговора хирурга, и никто почти не сомневается в словах, которые он скажет, выйдя к ним. Не сомневается и не надеется.

- Что тебе? Иди спокойно, я запру, если полагается.

- Полагается, чтобы тот, кто приглашение передал, проводил до самых Ворот. Идемте, Игорь Николаевич.

- Ну, раз полагается... - Я торопливо доглотал "ця" - калмыцкий чай, отвратительное пойло из прокипяченного в молоке чая, сливок, масла и перца с лавровым листом.