Орфики

– Не верю… Понимаешь, я никогда не испытывал ничего подобного. Это болезнь. Желание раздавило меня. Я теперь живу так, будто всё время вижу себя со стороны. Будто кто-то вынул меня из оболочки и не вернул обратно. И вот этот зазор между душой и телом мучителен… Вера ужасная, мне всё время чудится о ней нехорошее. Она уехала, и у меня было время осознать, что со мной произошло необратимое. Зачем она отправилась к мужу? Что значит телеграмма: «ПРИЕЗЖАЙ ВСЁ ГОТОВО»? Она отвечала мне, что поездка требуется для отца, что Никита что-то придумал, он что-то изобрел для защиты тестя, и теперь требуется ее участие, так как они договаривались о том, что она навестит его и привезет оттуда спасительные документы… Но всё это меня не успокаивает, я измучился, мне чудится, что случится страшное…

– Брось. Чего ж ты хотел, в конце концов, сходясь с замужней?

– Ты думаешь, она его всё равно любит, да?

– А куда ей деваться? Брак – штука подневольная.

– А ты думаешь, меня она не любит?

– Любит, не любит. От женщин никогда правды не добьешься. Судить надо не по словам и намерениям, а по поступкам. Она говорила тебе, что любит тебя?

– Говорила. Только я ей всё равно не верю.

– Правильно, что не веришь. А говорила она, что ей никогда раньше так не было хорошо, как с тобой?

– В том-то и дело, что нет. Но она так страстна, так неистова, что… – я поморщился от боли. – Мне кажется, оттого она и не замечает меня. Ее темперамент выше моего, я кажусь себе ребенком рядом с ней… Не знаю еще, какими словами выразить. Понимаешь, порой мне чудится, что у нас нет будущего. Что для нее я мало значу.

– Брось, старик. Тебе надо развеяться. Любовный пыл – самое незначительное из всех серьезных переживаний. Поехали лучше к бате, прокатимся в Жеребцы. Давно я у него не был. Вот прямо сейчас. Пивком затаримся и айда в поезд, а?

Отец Пашки – полковник ВВС в отставке – жил в подмосковной деревне близ Звездного городка. Добродушный мужик строил по кирпичику дом на уничтоженную реформами пенсию, держал коз и пасеку. Был помешан на пчелах и, будучи совершенно безвредным, единственное сильное чувство испытывал по отношению к матери Павла, с которой развелся лет десять назад. Надо сказать, Любовь Васильевна не питала к бывшему мужу сочувствия, называя его в разговоре с Павлом – «пасечником». «Поедешь к своему пасечнику, передай ему на словах, что я гараж продать решила. Пусть будет в пятницу с утра, он нужен для оформления у нотариуса, и пусть не опаздывает».

Мы застали Николая Ивановича возвращающимся с козами из леса. Обычно у старой смотровой вышки он привязывал их к четырем опорам на длиннющих поводках из киперной ленты, какой я в детстве шнуровал коньки. А сам заваливался с монографией Карла фон Фриша, открывшего язык пчел, – под куст бузины, где и засыпал. Хмурый после дневного сна Николай Иванович, влекомый козами, как телега лебедем, раком и щукой, обрадовался, завидев нас сидящими на жерди у сеновала.

– Здорово, академики! – Он звал нас шутливо: «академики» или «спецы». – Чур, только об сено бычки не тушить. Хорошо, что до заката поспели – сейчас будем медогонку испытывать.

Специалист по испытанию навигационной авионики во всем ценил научно-технический подход. Коз он доил в сарае с помощью релейно-механического устройства, напоминавшего «испанский сапог» инквизиции. Он надевал на вымя вонючий войлочный чулок, похожий на перчатку с обрезанными пальцами, и наставлял трубчатого осьминога, пощелкивающего электромагнитами, под действием которых в трубках бежало рывками и пенилось синеватое молоко. Удой шел в основном на продажу и на сыр, вместе с хлебом и медом составлявший для Николая Ивановича основное блюдо – на завтрак, обед и ужин.

После дойки мы отправились качать мед. Выключив самодельную центрифугу, куда до того тщательно установил рамки с гречишными губками сот, и победно стоя перед сияющим чаном медогонки, в котором замедлял свой бег мед, Николай Иванович затеребил бородку и ударился в поэтическое изложение причин своей страсти.

– Вот вы, спецы, смеетесь надо мной, а я всё равно убежден, что пчелы дело великое.

– Да никто не смеется, батя, – мотнул головой Павел.

– Смеетесь, смеетесь… А ведь еще в мифах пчелы обожествлялись, помещаясь древними на ангельский уровень. Хотя ангелов в мифах нету, но пчелы – их библейский прообраз.

– Это еще откуда? Какая связь? – Павел повертел раскрытой ладонью перед собой.