Орган времени

– Ну, – замялся Сергей Степанович, – мне бы хотелось оставить это между нами. Это наши с ней дела, – и бросил быстрый и чуть испуганный взгляд на Леночку. – К тому же первую часть, – добавил он, обращаясь к Леночке, но не глядя на нее, – я, по-моему, уже выполнил.

– Не совсем, – парировала Леночка. – И это только первая часть.

– Ну, вторую я тебе сейчас не могу обеспечить, – развел он руками. – Но это будет, обязательно.

– Первую, вторую, – проговорил я. – Что же это все-таки такое?

Они молчали.

– А интересно, – сказал я, – если я перемещусь в себя под наркозом, я смогу слышать, что говорят рядом? Может, слетать и посмотреть, что там у вас было?

– Не советую, – покачал головой Сергей Степанович. – Вы тогда были со вскрытым черепом.

– Действительно, – спохватился я. – Но как же тогда узнать, если вы не говорите?

– Никак, – ответил он.

Я вздохнул.

– Ладно, потом все равно все узнаю. Все явное когда-нибудь становится… – я улыбнулся. – Давайте выпьем? – предложил я ему и, не дожидаясь ответа, стал наполнять рюмки.

– Значит, обманули меня? – негромким шипением напомнила о себе Леночка.

– Да ладно, – я не чувствовал себя виноватым – после того, что Леночка хотела сделать тогда, вряд ли мы должны были чувствовать себя виноватыми. – Какая уж теперь разница? Дело сделано – не все ли теперь равно?

– Угу, – ехидно улыбнувшись, покивала она.

Мы с Сергеем Степановичем чокнулись и выпили. Леночка встала и ушла на кухню. Жена Сергея Степановича, так и не сказав ни слова, последовала за ней.

– Хорошая у вас жена, – негромко заметил я.

– Спасибо, – улыбнулся он.

– Но это «что-то» хоть не очень страшное? – решил я еще раз попытаться узнать про его обещание Леночке. – Не сердце, там, не глаз?

– Нет, – тихо сказал он. – Деньги. Я просто при жене не хотел говорить. Тогда я сказал Леночке, что если все получится, то за это можно получить большую премию.

– Угу, – понимающе кивнул я. – А что, часть суммы вы ей уже отдали?

– Нет. Первое – это не деньги.

– А что?

Он покачал головой.

– Извините, но этого я вам не могу сказать.

– Почему же?

Сергей Степанович не ответил.

– Но она это уже получила? – продолжал я спрашивать.

– В общем, да, – уклончиво произнес он.

– Хм… Что же это могло быть? – вслух размышлял я. – Вагон шоколада? Тонна мороженого?.. Подождите, она ведь хотела у меня поселиться, она и…

Но тут вошла жена Сергея Степановича. Он сразу вскочил и подошел к ней.

– Ну ладно, мы пойдем, – пряча взгляд, быстро сказал он.

– Вот как? – глядя на него, задумчиво произнес я.

– Да. Поздно уже. Я вам позвоню, – заверил он меня, занятый одеванием в прихожей.

Леночка вышла из кухни. Они поблагодарили ее за приятный вечер, еще раз поздравили с днем рождения. Та кисло улыбнулась в ответ. И они ушли.

Ночью мне приснились слова Сергея Степановича: «Вы были со вскрытым черепом». Я видел себя как пепельницу в виде черепа с открытой крышкой, и какая-то белая масса была внутри – наверно, мозги.

* * *

Я стал жить дальше, стараясь не вспоминать ни жену из будущего, ни Ее и не думать о том моменте, когда Она придет ко мне – какой смысл думать? Если он настанет, тогда я и буду знать все, а пока…

Леночка на следующее утро после дня рождения проснулась уже, конечно, трезвой и вела себя как обычно. Я не стал напоминать ей, да и сам не хотел помнить, о склоке, устроенной ею в тот вечер. Она же, в свою очередь, ничего не говорила о том, как мы обманули ее перед операцией. В общем, дальше жизнь потекла как и прежде, словно и не было ничего.

* * *

Через пару дней, в среду, я заезжал к Сергею Степановичу в больницу. Он говорил мне, что еще раз просмотрел свой труд, окончательно все доработал и завтра отнесет его профессору.

– Завтра я буду вам нужен? – спросил я.

– Нет. Завтра я только отдам папку, и пока он будет читать. Неделю, может быть две. Вот потом, когда он прочтет, мы с ним встретимся, и тогда уж ваше присутствие будет необходимо.

– Понятно, – кивнул я.

Потом я рассказал ему о своей жене в будущем, опуская, конечно, подробности. Но вообще, я заметил, что мои рассказы о перемещениях перестали иметь, так сказать, научный характер, поскольку сам факт перемещения и особенности, связанные с ним, были уже, в общем-то, известны и становились даже привычными. Поэтому мои рассказы приобретали, скорее, личный характер. Я понимал это, но все равно делился впечатлениями с Сергеем Степановичем, считая, что несправедливо будет совсем не говорить с ним об этом. Он кивал, слушая меня, потом, когда я закончил, сказал:

– Да, наверно, это довольно необычно, когда в будущем вы не можете пользоваться собственной памятью.

– Необычно – это не то слово, – проговорил я.

– Но, в принципе, можно попробовать объяснить это, – сказал Сергей Степанович, не отвечая на мое замечание.