Орган времени

Воспитательница и те, кто идут впереди вместе с ней, начинают петь веселую песенку. Все подхватывают. А, ладно. Я тоже подпеваю им.

Вот и лагерь. Скоро обед. Мы пришли как раз к нему. За обедом в столовой жарко. От кухни идет жар и всякие запахи. Нас четверо за столом. В прошлом году столы стояли в ряд и все сидели вместе, а теперь столы расставлены по всей столовой, и все сидят по четыре. Так лучше, мне так нравится больше – можно разговаривать, негромко смеяться и меньше следят за тем, чтобы мы доедали все.

После обеда тихий час. Все ложатся в кровати. Совсем не хочется спать. На что же поменять эту резинку? Нет, разговаривать нельзя – воспитательница ходит по коридору и заглядывает к нам в палату. Приходится закрывать глаза, притворяться, что спишь. Некоторые и правда спят. Никогда не понимал, как это можно спать днем.

– Я знаю, где можно достать кремнии, – шепчет друг на соседней кровати. – Хорошие, от них много искр.

Я не успеваю ответить – опять заглядывает воспитательница, и приходиться закрывать глаза. Да, кремнии – это здорово, кремнии могут пойти за резинку. После полдника надо будет заняться этим. Хотя сегодня кино. Говорят, уже привезли. Интересно какое? Можно, конечно, и не пойти, но нет. Кино привозят всего два раза в неделю. Пропустить кино? Нет, это совершенно невозможно.

– Завтра сходим, – шепчу я другу. – Сегодня кино.

Он кивает.

– Там еще… – начинает говорить он.

Но тут мы слышим окрик воспитательницы:

– Ну-ка спать!

И спешно зажмуриваемся.

Я открыл глаза. Как славно сидеть здесь под деревьями! Но все, хватит, пора жить своей жизнью, своими чувствами. Нужно уходить, а то еще, чего доброго, она выйдет из дома. Не знаю, что будет со мной, если я увижу ее. Нет, лучше не пробовать. Здесь хорошо. Здесь легко и радостно. Но больше я не приду сюда. Нет. Нужно жить своей жизнью. Я улыбался. Солнечные блики на моем лице. Деревья шумели листвой. Я встал, еще раз оглянулся вокруг и ушел, благодарный солнечному свету, зеленым листьям и ей, и ей…

* * *

Прошла неделя. Я заезжал к Сергею Степановичу. Он сказал, что отдал свою рукопись профессору, тот обещал прочитать и дать ответ дней через десять. Время уже подходило, Сергей Степанович нервничал. Впрочем, не слишком сильно. Если так можно сказать, белыми нервами. Хотя, конечно, он не мог оставаться спокойным, я понимал его и, признаться, сам тоже с некоторым беспокойством ожидал развязки. Но приходилось изображать оптимистичность, успокаивая Сергея Степановича, и, наверно, оптимистичность здесь была вполне уместна. Все ведь действительно работало. Дело было верное.

После окончания рабочего дня, мы с Сергеем Степановичем посидели в уличном кафе у метро, пили пиво. Я рассказывал ему что-то веселое, стараясь отвлечь. Рассказал, как был ребенком. Сергей Степанович улыбался, слушая меня. Потом стал немного грустным. Я поинтересовался, в чем дело.

– Я тоже так хочу, – признался он. – Вы рассказываете столько всего… Я тоже хочу путешествовать в свое прошлое и будущее, быть ребенком…

– Ну вот, – я улыбнулся про себя – сейчас он как раз и говорил как ребенок. – Пожалуй, здесь я вам ничем не могу помочь. Это уж вы сами как-нибудь. Вы ведь не единственный хирург на свете. Как там у вас это делается? Разработаете методику, натаскаете учеников и получите себе в голову ваше устройство.

Он молчал, глядя на машины, проезжающие по дороге рядом.

– А интересно, – спросил я, – когда вы начинали, вам хотелось самому путешествовать во времени или достаточен был только факт, реализация принципа перемещения, неважно на ком?

Он повернул голову, посмотрев на меня с какой-то мукой во взгляде, словно хотел ответить, но мысли, владевшие им, не давали это сделать.

– Понятно, – решил я помочь преодолению его внутреннего конфликта. – Конечно, какую глупость я спрашиваю! Как может не хотеть путешествовать во времени человек, который потратил столько сил на осуществление перемещений во времени? Но, как я понимаю, на первых порах вас удовлетворял и чисто научный интерес. Похоже, эта первая пора прошла – так?

– Ну-у, – кивнул он сквозь свои размышления.

– Но ведь это хорошо, – продолжал я. – Это говорит о достигнутом. Что достигнутое вполне материально и ощутимо, имеет массу, вес. Остается только положить эту основу в раствор, чтобы на ней кристаллизовалась структура. По-моему, как раз этим вы сейчас и занимаетесь. Нужно только подождать и…

– Там в одной главе, – прервал меня Сергей Степанович, – у меня написано не совсем правильно. Нужно было «принимает форму», а я написал «имеет форму».

– Что? М-м-м… – похоже, с таким же успехом я мог говорить все это машинам, проезжающим мимо. – Ну и ладно. Какая разница?

– Как же! Это ведь придает совсем другой смысл. Понимаете, там…

– Сергей Степанович, – мягко остановил я его, – давайте подождем вашего профессора. Думаю, даже если у вас там что-то не так, вы всегда сможете объяснить ему на словах. К тому же это ведь не последняя инстанция – еще сто раз успеете переписать все.

– Да? – рассеянно отозвался он.