- Я приехал для того, - торжественно начал Никита посреди грозящего беспробудностью пьянства, - чтобы задать вам несколько вопросов по поводу вашей возможной и даже очень вероятной связи с одной тайной Организацией. Надеюсь, вы не станете отрицать, что вступили на преступный путь. Надеюсь также, что вами сейчас овладеет желание чистосердечно во всем покаяться и, следовательно, вы расскажете мне об Организации все, что вам известно. В противном случае я вынужден буду применить к вам строгие меры, и этот разговор, начавшийся так непринужденно и мило, быстро превратится в неописуемый кошмар.
Услышанное натолкнуло Чудакова на мысль, что пора поразвлечься песней. Густым басом, немало фальшивя, он стал выводить что-то про тоскливость дней; словно бы внезапным чудовищным гудком выдал голос певца сообщение о продолжительности пути через горы, степи и леса, и пропета была затем неизвестность финала, с некоторой приблизительностью и как бы на всякий случай обозначенного (в этом месте ненароком прорезался петушок) могильным крестиком на обочине дороги. Аня терпеливо слушала, подавая Денису знаки, чтобы и он терпел тоже. Немногочисленные посетители тревожно переглядывались. А повара и официанты высовывались из кухни, смотрели на певца и посмеивались, они-то давно привыкли к его выходкам. Слезы катились по щекам Чудакова слишком большие, чтобы помещаться в извилистых морщинах, поэтому их путь был прям, как у сорвавшегося с потолка таракана.
- Ты, дядя, ничегошеньки, кажется, не понял, - вздохнула Аня. - Ни в какую не хочет проясняться твоя ментальность. А говори-ка, ведь ты работаешь в Организации?
Закончив песню, Чудаков с совершенно невозмутимым и трезвым видом осведомился у Никиты:
- Документы есть?
- Я уже проверила его документы, - серьезно сообщила Аня, - и нашла, что они в полном порядке.
- Тебя не спрашивают.
Пришлось Никите предъявить документы, подтверждающие его право проводить расследование. Чудаков долго изучал их, затем вернул хозяину и сказал:
- Я работаю... или работал, ведь свидетельств, что я прогулял нынешние дни по уважительной причине, у меня нет, и я сильно, очень сильно рискую быть уволенным... если угодно, таковым уже себя считаю. Я человек свободный. Безработный. Пенсионер. Что вам до моего времяпрепровождения? Я - как птица.
- Что же за работа была у вас в Организации?
Старик важно открывал рот, а слова сами лились из его круглой и влажной пустоты, на которую была наброшена сложенная в петлю розовая ниточка губ.
- Работать я работал, но где - в Организации, нет ли, и если да, то в той ли Организации, которая вас интересует, - судить не берусь. Скажу так, в Организации, если место, где я обретался, действительно имеет основания называться Организацией, у маленьких людей - маленькая служба, у больших большая. Я попал туда по чистой случайности и сразу был сочтен за человека маленького, так какой же с меня спрос? Спрашивайте больших людей. Сформулированный скромным и незаметным служащим, почти что рассыльным, я мгновенно примирился со своей участью, пусть даже и навязанной мне, и, говоря начистоту, там у них ровным счетом ничего не понял, и чем занимаются они, меня не касалось. Я видел, напряжено и старательно глядя прямо перед собой, отдел, в котором мне велели сидеть и заниматься переписыванием и перекладыванием с места на место бумаг, и этот отдел не произвел меня впечатления чего-то выгодно или невыгодно отличающегося от прочих ему подобных. Боковым зрением я подмечал и наличие еще множества отделов, но уж о них-то точно ничего существенного сказать не в состоянии...
- Что в бумагах было, что? - перебил Никита.
- Не могу знать, переписывал и перекладывал чисто механически, отнюдь не зачитываясь и тем более не вдумываясь. Если вас, молодой человек, интересует, был ли я доволен службой, отвечу, что да, был доволен. Как и нынешней своей жизнью. Я сыт, пьян, прилично одет. Мне платили хорошо, и что я в данную минуту отменно обеспечен спиртным, это именно от былых хороших заработков.
- А почему Организация создана в Нижнем? Вернее, кажется, было бы в Москве? - поразмыслил вслух сыщик.
- Может быть, здесь только один из входов в нее, - ответил старик, - а поплутаешь по ее коридорам, по отделам, приемным да актовым залам, так выйдешь потом, может, в Москве или даже где-нибудь в Непале, в самой, может быть, Шамбале с Лемурией. Так это по той простой причине, что все может быть.