Организованный ум. Как мыслить и принимать решения в эпоху информационной перегрузки

Формирующиеся в мозге функциональные категории могут иметь и строгие (точно определенные), и размытые границы. Треугольники попадают в строгую группу; для включения в нее объект должен быть двумерной замкнутой фигурой с суммой внутренних углов, равной 180 градусам. Еще один пример строгой категории – результат судебного процесса: за исключением редких случаев, когда присяжным не удается прийти к единому мнению, а также ситуаций аннулирования судебного решения, обвиняемый либо признается виновным, либо нет, и не может быть признан виновным, скажем, на 70 %. (В рамках вынесения решения судья может выбирать уровень строгости наказания или утверждать о той или иной степени ответственности обвиняемого, но в целом решение о виновности или невиновности принимается однозначно.)

Пример размытой категории – понятие «друзья». Конечно, встречаются случаи, когда вы можете точно и однозначно утверждать, что эти люди – друзья, а также когда можно быть уверенным, что они точно не друзья (к примеру, если они даже не знакомы). И все же понятие «друзья» сложно считать строго определенным, так как тут многое зависит от ситуации. К примеру, на день рождения мы зовем одних людей, а на шашлык в выходной – других; после рабочего дня можем зайти с коллегами в бар, но не подумаем приглашать их домой. Как и во многих других случаях, в эту категорию мы относим или не относим знакомых в зависимости от контекста. Группа «друзья» имеет изменчивые, размытые границы – в отличие от раздела «треугольники», в которую любой многоугольник либо точно попадает, либо не попадает никогда. Каких-то людей мы можем относить к друзьям лишь в некоторых обстоятельствах.

Жесткие границы обнаруживаются по большей части у формальных категорий, относящихся к математике или, скажем, праву. Огурцы и цукини вообще-то фрукты[130], но ситуативно мы привыкли помещать их в категорию «овощи», имеющую несколько размытые границы, так как употребляем их в пищу так же, как и «настоящие» овощи вроде шпината или моркови. Ситуативное понимание категорий проявляется, и когда мы говорим о температуре: 40 градусов воздуха в спальне – это страшно жарко, а вот для горячей ванны как раз хорошая температура; кофе же кажется нам едва теплым, если остывает до 40 градусов.

Классический пример размытой категории – понятие «игра»[131]. Один из крупнейших философов ХХ века Людвиг Витгенштейн много размышлял об этом и пришел к выводу, что невозможно сформировать перечень критериев, однозначно определяющих этот термин. Игра – это нечто, чем мы занимаемся в свободное время? Такое определение исключает профессиональных футболистов и участников Олимпийских игр. Это нечто, чем мы занимаемся вместе с другими? Но тогда сюда нельзя включить карточные пасьянсы. Деятельность, имеющая четкие правила, которой мы занимаемся для развлечения, и принимающая форму соревнования, чтобы было интереснее наблюдать? Тогда в категорию не попадают многие игры для малышей, в которых не предполагается соперничества, да и строгих правил может не быть. Витгенштейн считал, что занятие можно считать игрой, если оно похоже на другие игры.

Представим такую картину: члены семьи Ларсонов собрались на традиционный совместный обед. Если вы достаточно долго наблюдали их, вы без труда определите, кто из собравшихся не кровный родственник и приходится кому-то супругом. Возможно, у всех рожденных в этой семье ямочка на подбородке, или нос с горбинкой, или большие уши и рыжие волосы, или высокий рост. Вполне вероятно, что ни у одного из Ларсонов не наблюдается всех этих признаков сразу. Другими словами, характеристики не отличительные, а типичные. В силу размытости границ категории любой, внешне напоминающий описанного типичного представителя этого рода, может быть включен в группу, хотя в реальности Ларсона, обладающего сразу всеми этими признаками, может и вовсе не быть.

Лингвист и когнитивный психолог Уильям Лабов продемонстрировал сходство между размытыми категориями и семейным сходством посредством серии рисунков. Он изобразил чашки разных форм и размеров. Сначала он изобразил совершенно обычную чашку, но в том же ряду есть еще три, причем чем чашка ближе к правому краю, тем шире, а самая правая скорее напоминает миску. Есть сосуд, который можно назвать и чашкой, и миской, в зависимости от контекста. При движении к нижнему краю они становятся все выше, напоминая вазы или кувшины. Встречаются варианты с высокой ножкой, напоминающие скорее кубок или бокал. Эта серия рисунков показывает, что границы категории размытые и нестрогие и меняются в зависимости от контекста. Если я налью вам вина в сосуд с высокой ножкой, который к тому же будет сделан из стекла, а не фарфора или керамики, вы быстрее согласитесь, что это правда бокал. Но если я сделаю из стекла первый объект, он все же будет выглядеть как чашка, и неважно, что я в него налью – кофе, сок, вино или суп.