Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)

Опасения чекистов разделяли такие известные военные работники, как М. Тухачевский, Р. Муклевич и И. Смилга, которые с первых послевоенных лет открыто и активно отстаивали свои взгляды. Причем, если первый делал особое ударение на моментах военно-стратегического характера, то в центре доводов второго лежали соображения внутреннего политического и экономического свойства. И. Смилга, выступая на заседании Московского комитета партии, прямо заявил, что «милиционная система, основной признак которой — территориальность, встречает непреодолимое препятствие политического порядка… При малочисленности пролетариата в России мы не можем обеспечить пролетарского руководства в этих частях»[1116].

Авторы комментариев в сборнике «ВКП(б) и военное дело», подготовленном и изданном в 1927 г. по прямому заданию Политического управления РККА, не отрицая правильности выводов И. Смилги, тем не менее пытались убедить читателей в верности партийных решений. Они ссылались на авторитет М. Фрунзе, который настоял на переходе к территориальной системе в 1924 г., поскольку якобы учел новые экономические и политические реалии, сложившиеся к тому времени в нашей стране. Позиция И. Смилги была, в итоге, оценена как базировавшаяся на политическом заблуждении о непреодолимости разногласий между рабочими и крестьянами.

В ОГПУ отдавали себе отчет в том, что переход к территориальной системе резко усилит влияние села на армию, обострит вопрос о «крестьянских настроениях» в ней, резко увеличит объем работы особистов по поддержанию должного уровня политической надежности войск. И, тем не менее, они вынуждены были считаться с принятыми партийными установками на увеличение количества воинских частей, комплектующихся по территориально-милицейскому принципу. Этот процесс набирал темп. Если в 1923 г. территориальные дивизии составляли 17,2 % от общей численности, то в 1926 г. их удельный вес достигал уже 65,8 %[1117].

Согласно данным военной переписи на конец 1926 г., из 580 625 человек (по списку), служивших в Красной армии, лишь 15,1 % составляли рабочие и 77,4 % крестьяне. Причем (и мы об этом уже упоминали) часть рабочих — это в недалеком прошлом тоже крестьяне[1118].

С середины 1920-х годов процесс хлебозаготовок начал обостряться. Достаточно высокий сельхозналог, принудительное самообложение крестьян и другие негативные в политическом плане факторы осложняли положение на селе и, как прямое следствие этого, усиливали «крестьянские настроения» в РККА, особенно в территориальных дивизиях. Это заставило органы ОГПУ, всего через три месяца после завершения работы Второго Всероссийского съезда особых отделов, вновь вернуться к этому тревожному вопросу. На оперативном совещании под руководством первого заместителя председателя ОГПУ В. Менжинского при участии руководителей всех основных отделов было признано необходимым в кратчайший срок подготовить доклад с конкретными предложениями по укреплению политической надежности территориальных дивизий[1119]. Данный доклад предназначался высшим партийным и военным инстанциям. Вероятнее всего, реакции на доклад не последовало. По крайней мере, в материалах секретного делопроизводства ОГПУ за 1925 г. какие-либо ответы из ЦК партии и военного ведомства отсутствуют.

В марте 1926 г. по заданию заместителя председателя ОГПУ Г. Ягоды начальником особого отдела Московского военного округа Л. Мейером (Захаровым) был подготовлен новый доклад. Показать пороки территориально-милицейской системы именно на примере МВО в руководстве ОГПУ решили не случайно. Дело в том, что лишь несколько месяцев назад наркомом по военным и морским делам, а также и председателем Реввоенсовета СССР стал К. Ворошилов — ярый сторонник территориально-милицейской системы. А до заступления на новую должность он командовал войсками МВО и знал, что Л. Мейер не только опытный особист, но и человек, хорошо разбирающийся в военных вопросах, поскольку он окончил до революции сначала кадетский корпус, а затем полный курс военного училища[1120].

Ответом на критический анализ и неутешительные выводы доклада стала записка начальника Главного управления РККА В. Левичева в Реввоенсовет СССР. Не упоминая в тексте ОГПУ, он фактически обвинил органы госбезопасности в «непростительном незнакомстве с практическим применением милиционно-территориальных начал в строительстве Красной армии»[1121].

В то же время он признал, что усилия только одного военного ведомства не дадут должных результатов в повышении уровня боевой и политической подготовки терчастей. В. Левичев связывал надежды с участием в данном вопросе всего партийного и государственного аппарата. «Эти условия, — писал он, — нами выдвигались всегда на первый план и сейчас подчеркиваются со всей силой».

Нет оснований обвинять начальника Главного управления РККА в наивности, но в данном случае его предположения были весьма иллюзорны. Кроме самих военных и работников ОГПУ (прежде всего особистов) мало кто уделял должное внимание состоянию территориальных частей.