Читаем Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней полностью

Другим признаком того, что «извращения» стали восприниматься как более обыденное явление, стала работа Крафт-Эбинга, знаменитого автора «Сексуальной психопатии» (1886). В 1890 году он описал модель поведения садистов и мазохистов, причем предлагал видеть в садизме лишь доведенную до предела нормальную модель мужского поведения, в то время как мазохизм, клинически встречающийся чаще, чем садизм, представляет собой аналогичный вариант доведенной до предела женской модели поведения. В 1892 году Крафт-Эбинг публикует исследование о сексуальной зависимости, где выделяет случай крайней формы нормального мужского поведения в том, что ранее считал патологией. С его точки зрения, проблема тесно связана с определенными явлениями в культуре, в частности в литературе. Он упоминает таких авторов, как Захер-Мазох, по имени которого и был назван термин, и его жену, а также Ришепена с его «Смолой» и Иоханнеса Ведде, лирические произведения которого были опубликованы посмертно в 1894 году[406]. Некоторые пациенты рассказывали ему, что проститутки часто используют различные способы доставлять боль клиентам по их желанию и что в борделях есть соответствующие приспособления, например кнуты.

В Европе удовлетворение поркой называется «английским пороком». В «общественных школах» порка — обычное наказание. Так обстоит дело, например, в Итоне. По мнению психолога Е. Вульфена, боль при порке может доставить определенное сексуальное удовольствие. В 1913 году он пишет, что после первоначальной боли «по телу разливается тепло, охватывающее заднюю часть как мягкое и нежное одеяло. Это приятное ощущение легко может перенестись и на сексуальные органы». Некоторые мальчики сами удивляются своим ощущениям после порки и стремятся еще раз подвергнуться наказанию, что может слишком возбудить их либидо. Ученое разъяснение, без сомнения, может помочь педагогам понять, почему некоторые ученики не хотят быть послушными… В Лондоне любителей кнута много. В 1838 году они могут предаться любимому наслаждению в 20 роскошных специализированных борделях. Госпожа Тереза Беркли содержала подобный бордель по адресу Шарлот-стрит, 28. Как и положено хозяйке такого заведения, она вела себя жестко и с 1826 по 1836 год сколотила небольшое состояние (в 1836 году она умерла). В ее заведении был большой набор инструментов для порки: гибкие кнуты, хлысты с двенадцатью шнурками, плетки с девятью хвостами и торчащими остриями, ремни с бляшками, разного рода предметы, предназначенные, чтобы втыкать их в тело. Наконец, верх изобретательности — придуманное ею самой приспособление для порки, «кобылка Беркли»[407]. Франция ни в чем не уступает Англии. В больших домах терпимости XIX века имеется все необходимое, чтобы подвернуть клиентов сексуальным пыткам: кожаные многохвостые плетки с приятным запахом, шелковые ленты для связывания, пучки крапивы, длинные иглы, ленты, усаженные булавками, веревки с узлами… Пансионерки борделя должны не просто предоставить клиентам порку, что моралистами того времени рассматривается как самый гнусный порок, сопоставимый с содомией. Проститутка должна удовлетворить все фантазии клиента, в том числе и гомосексуальные, и уметь обращаться с необходимым оборудованием. По мере того как развивается технический прогресс, появляются новые усовершенствования: вантуз доктора Монда, аппараты для местной электризации, а также макеты пениса, привезенные из Англии, и сбруя (как назвал ее Лео Таксиль), позволяющая «приторочить» к девушке искусственный член[408].

Сексуальные развлечения неимущих

Нам известно, как получала удовольствие в основном меньшая, обеспеченная часть населения. Эти наслаждения описаны в автобиографиях, составленных людьми образованными, из хорошего общества. Уолтер расширяет наши познания, показывая, насколько обманчива может быть внешность, причем даже там, где речь идет о сливках общества. В его жизни был период, когда он часто ходил в театр и в рестораны высшего класса. Однажды он пошел на маскарад в Воксхолл-Гарденс. Там он дал взятку сторожу, и тот позволил ему «спрятаться в кустах, куда женщины приходили помочиться. Я слышал, как они делали это и что говорили, и никогда прежде я не слышал столько сальностей и непристойностей за один вечер. Их там перебывало не менее двухсот»[409]. Помимо того что мы узнаем об отсутствии отхожих мест в Воксхолл-Гарденс (поэтому все приходят облегчиться в кусты), мы сталкиваемся с миром самой обыденной реальности, окно в которую приоткрывает нам рассказчик. Люди поступают иначе, когда им не надо играть ту или иную социальную роль, и оскорбиться этим может лишь тот, кто не знает, как ведут себя дети, когда за ними не наблюдают родители. Варианты такого спонтанного поведения в смягченном виде периодически встречаются в знаменитом американском телесериале «Секс в большом городе» (1998–2004), где четыре нью-йоркские женщины, не скованные условностями, откровенно говорят о своих желаниях.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука