Оргия за тридевять земель

— Это сон или это все на самом деле? — не унимался Максим.

— На самом деле. Верь мне, на самом деле!

И был долгий-долгий путь до лагеря. Разговоры о каких-то неизвестных мне людях. О Роме, о Свете, о Рафике… Я не знала, кто он, этот раненый солдат, откуда… Война обезличивает.

В лагере Максима сразу же отправили госпиталь, устроенный в палатке. Требовалось хирургическое вмешательство. Врач поговорил с санитаром и пришел к выводу, что я должна находиться рядом с пациентом, пока он окончательно не придет в себя и не встанет на путь выздоровления.

Несколько дней Максим не приходил в сознание, а если приходил, то вскоре засыпал от инъекций снотворного. Однажды он открыл глаза, я оказалась рядом.

— Ты не Наташа, — твердо заявил Максим и снова заснул.

На пятый день Максим пришел в себя, и я смогла с ним поговорить. Он открыл глаза утром. Кроме меня, рядом были врач и санитар. Но обратился Максим в первую очередь исключительно ко мне.

— Почему ты до сих пор здесь? — спросил он.

— Хочу, чтобы ты выздоровел.

— Скорее всего так и будет. Но почему ты здесь? Зачем?

— Чтобы поддержать тебя.

— Представляясь Наташей? Я уже давно понял, что ты — не она.

— Просто нужно было создать в тебе стимул для борьбы за жизнь, — тихо молвила я.

— Ты его создала. И я тебе благодарен. Не знаю, выжил бы я, если бы ты не представилась моей возлюбленной. Теперь этого уже никто не скажет, но морально ты мне сильно помогла. Наверное, я обязан тебе жизнью.

Я пожала плечами:

— Тебе виднее.

— Я действительно был на грани. Иначе ни за что бы не поверил, что Наташа примчалась сюда, на войну, за мной.

— Теперь тебя скорее всего уволят из армии, и ты сможешь поехать к своей Наташе…

Максим меня оборвал:

— Не поеду я ни к какой Наташе. Наташа ушла от меня к Роме, моему другу. Избитая тема солдатских песен. Но тогда я, клянусь, поверил в тебя. Наверное, когда человек на грани, он готов зацепиться за любую, даже самую нелепую возможность поверить в чудеса…

— Мы с тобой и о Роме говорили, — сама не знаю для чего, пробормотала я.

— Да? Я не помню…

Вскоре Максим окончательно оправился. К тому времени были подготовлены документы о его демобилизации из армии.

Наша часть должна была передислоцироваться в другое место. К нам прилетел вертолет с припасами. Этот же вертолет должен был доставить Максима на основную базу, откуда тот мог попасть в более мирные края, где начинается сладостная дорога домой.

— Долго еще, Женя, в этом аду телепаться собираешься? — спросил меня Максим на прощание.

— Не знаю. А ты как?

— Все! Еду домой. Учиться буду.

— Удачи тебе, и прощай!

Максим покачал головой:

— Не прощай, а до свидания. Мы еще пересечемся в этой жизни, чует мое сердце…

— Можешь адрес оставить, я тебе письмо напишу…

— Не стоит. Мы и так встретимся. И я выплачу тебе долг.

— Долг?

— Я обязан тебе жизнью.

— Вы скоро? — окликнули нас из вертолета. — Лететь пора!

— Ладно, я пошел, — сказал Максим. — Жаль, что у меня нет слов, чтобы выразить мою благодарность тебе. Но я не забуду, что ты для меня сделала. До встречи, Женя!

— Пока…

Я махала рукой. Я оглянуться не успела, как посадка в вертолет была закончена и чудо техники двадцатого века поднялось в воздух.

Пару дней я еще размышляла о странном солдате, которого вот так, чудом, удалось спасти, а потом война со своим бешеным, бесчеловечным ритмом заставила выбросить все из головы напрочь. Больше я к тому случаю воспоминаниями не возвращалась. Разве что изредка, на секунду, проскальзывало что-то такое в сознании, но чтобы об этом задумываться — нет, никогда. И вот теперь мне все вспомнилось с такой отчетливостью, будто случилось только вчера. У Максима было множество ранений, и одно из них — на плече.

По нему я и опознала бывшего солдата.

— Теперь и я вспоминаю, — сказал Максим, глядя на меня. — Удивительно пересекаются людские судьбы, не правда ли?

— Да. А ты ведь говорил, что мы встретимся.

— Говорил. Я это чувствовал. Я вообще чувствую людей, которым еще доведется сыграть роль в моей жизни.

— Разве я ее уже не сыграла?

— Мне кажется, что нет.

— Ты обещал мне помочь в случае чего.

— Да, я не забыл. Тебе нужна помощь?

— Да. Я занимаюсь расследованием преступления.

Максим нахмурился.

— Я бы, конечно, с радостью тебе посодействовал, но представления не имею, каково это — заниматься частным сыском…

— Я расследую убийство Игоря Сергеевича Маркова.

— О-о-о… Мне тоже кажется, что Светин невиновен… И я должен стать информатором?

— Вроде того. Но ты подобрал слово, которое чаще всего используется как ругательство. Я прошу всего лишь о содействии.

Я соображала, стоит ли говорить Максиму, что он случайно оказался у меня в списке подозреваемых, но в конце концов решила раскрыть карты.

— Видишь ли, у меня есть подозрение, что убийца — кто-то из студентов, которым Марков грозил отчислением.

Максим рассмеялся.

— То есть я — подозреваемый, — произнес он скорее утвердительно, нежели вопросительно.

— Выходит, так, — смущенно ответила я.

— Ну и какой у меня резон?