Маршан проглотил унижение и глубоко вздохнул. Дверь открылась. Он очутился в густом табачном дьму, затуманившем панорамный вид столицы.
— Садитесь, — надменным тоном произнес Орсони, — и не вздумайте извиняться.
— Извиняться? За что?
Высокий корсиканец встал со стула за своим бюро и суровым тоном произнес:
— Вы издеваетесь надо мной, Маршан? Я отдаю вам улику, плачу наличными, а вы часами дремлете в вашей конторе. Еще один такой фортель, и я упрячу вас за решетку пожизненно, вы слышите? Хватит, Маршан, водить меня за нос.
— Прошу вас не грубить. Объясните, что случилось.
— А случилось то, месье недотепа, что следователь Ориан Казанов позволила себе произвести обыск в доме молодой женщины, которую я опекаю в Париже. В этой квартире, да будет вам известно, находится мой кабинет с документами, видеозаписями и прочим необходимым в моей работе. И Казанов не нашла ничего лучше, как все это забрать.
— Ах вот в чем дело! — пробормотал советник Маршан.
— Какое еще дело?
— Вчера утром происходила переноска каких-то вещей. Полицейские поднимали на верхние этажи набитые чем-то картонные коробки. Теперь понятно…
Орсони возвел глаза.
— Теперь-то вы хоть знаете, что вам надо делать, Маршан?
— Но каким образом, по-вашему…
— Выпутывайтесь как знаете. Отныне я хочу быть в курсе всех ее дел в подробностях. Мне нужен список лиц, с которыми она встречается, говорит или просто здоровается. Направьте ее по ложному пути… Нейтрализуйте ее, осторожно, открыто не вмешивайтесь, хитрите… Я уверен, у вас это получится, А, совсем забыл… Про тот вечер у Томи. Наш фотограф сделал черно-белые фото и цветные. Вам достались в цвете. Довольно убедительные, впрочем. Не хотите ли посмотреть черно-белые?
— Ну и сволочь же вы, Орсони, — с безнадежностью в голосе произнес Маршан.
— Предпочитаю быть в своей шкуре, а не в вашей, месье советник. А сейчас убирайтесь. Внизу вас ждет машина. Шофер отвезет вас на службу. На этот раз пошире открывайте глаза.
Следователь вышел, покачиваясь. Он словно провел раунд на ринге, не сделав ни одного удара. Внизу он машинально взглянул на место, где Лукас остановил свой мотоцикл. Разумеется, ни Лукаса, ни мотоцикла не было.
26
— Пенсон слушает.
— Мы можем увидеться?
— Хотите, как всегда, через потайной лаз?
— Нет, сейчас.
— В таком случае я приду. Скажем, через полчаса в «Кафе-де-Пари».
— Договорились.
Эдгар Пенсон и Ориан Казанов условились вести кодированный разговор, детали которого были бы неверно истолкованы, если только их беседа будет перехвачена. Так «полчаса» нужно было понимать как «полтора часа». А «Кафе-де-Пари» означало место кафетерия на Торговой бирже рядом с куполами торговых залов. Уже давно Эдгар Пенсон интересовался движением на мировом рынке робусты и арабики. Он завязал прочные связи с маклерами, которые осведомляли его о видах на урожай кофе, о возможных засухах или наводнениях. Он заметил, что безобидные маклеры отлично разбирались в политической ситуации стран — производителей кофе и в Африке, и в Южной Америке. Завоевав доверие биржевиков, лучше чем кто бы то ни было знавших о циркуляции денег, он черпал у них немало информации о грядущих государственных переворотах или переговорах, касающихся нефтяных контрактов.
Когда Ориан появилась под куполом, как раз шла котировка акций робусты в Камеруне. Пенсон устроился в сторонке, за красным бархатным занавесом. Сидя за телетайпом, из которого беспрерывной лентой текли телеграммы африканского канала агентства Рейтер, он аккуратно срывал интересующие его сообщения и раскладывал листки по карманам. С обычной для него лукавинкой во взгляде он смотрел на подходившую Ориан.
— Вас веселит мой вид? — наигранно весело спросила она. За ее улыбкой скрывалась глухая тревога.
— Вовсе нет. Выглядите вы намного лучше, чем думаете.
Его усы задвигались. В глазах появился блеск, но, сообразив, насколько уязвимо-обидчива Ориан, он принял серьезный вид.
— Да скажите же, прошу вас. Вам что-то не понравилось во мне, когда вы меня увидели?
Она была серьезна и так напряжена, словно от мнения журналиста зависело ее будущее. Пенсон, откашлявшись, решил броситься в омут.
— Я и не собирался обижать вас — я вас уважаю, и я представляю, как много вам понадобилось упорства в работе и таланта, чтобы стать тем, кто вы есть, и преуспеть, быть принятой в мире деловых людей. Но…
Эдгар Пенсон прервался… Когда Ориан позвонила ему полтора часа назад, сделала она это для того, чтобы обменяться информацией, касающейся ее расследования, или же поговорить о личном? Шум, вызываемый котировками робусты, затушил все. Журналист увлек Ориан в сторону, к информационному центру, где было потише, усадил на банкетку и заказал два кофе.
— Смесь из эфиопского и мадагаскарского, — с видом знатока сказал он официанту.
— Мне то же самое, — попросила Ориан.
Минуту они молча посматривали друг на друга, преодолевая застенчивость. Взгляд Ориан был настойчив, и Пенсон продолжил: