Ориенталист

Хотя Лев позже утверждал, что был женат на американской протестантке, Эрика на самом деле происходила из еврейской семьи, и родилась она в Лейпциге, в 1911 году. Ее отец, Вальтер Лёвендаль, был оптовым торговцем обувью, который сумел превратить берлинскую коммерческую концессию чешского обувного магната Бати в многомиллионный бизнес. Лёвендаль перевез семью в Берлин еще в 1912 году. Эрика получила прекрасное образование, однако учиться ей было скучно. И тут она открыла для себя литературу. А точнее — людей, ее создающих. Писателей. Еще до появления в журнале она пыталась поступить в секретарши к Штефану Лоранту, популярному берлинскому писателю, а когда это не получилось, то завела «хорошие отношения» с Петером Фламмом, еще одним известным автором. Эрика любила писателей, но больше всего ей нравились знаменитые писатели. По-видимому, вовсе не случайно, что она увлеклась одним из авторов «Ди литерарише вельт». Эрику очаровал ореол загадочности, окружавший Льва. Как она жаловалась в интервью одной из желтых газет во время их развода: «Он ведь сказал мне, что происходит из знатного арабского рода. И только после нашей свадьбы я узнала, что он — всего-навсего Лев Нусимбаум!»

«Что мог я сам знать о том действии, которое оказывало на других мое имя? — писал Лев позже про эти годы. — Что было мне известно про странную жажду славы, которую многие женщины путают с любовью?.. Она любила мое лицо, потому что это лицо часто фотографировали».

Лео Нусимбаум и Эрика Лёвендаль — Эсад-бей и Эрика Ренон (так впоследствии стала называть себя эта «поэтесса», по названию горного хребта в Италии, где она влюбилась в другого писателя, из-за которого бросила Льва) — поженились 7 марта 1932 года. После этого она некоторое время называлась Эрика Лео Эсад-бей Нусимбаум, а в Берлине в 1932 году это было престижно. Молодожены переехали в квартиру, которую друг Льва, Вернер Шендель, помог получить в некоммерческой домовладельческой ассоциации «Городок работников искусств». Так Лев впервые оказался не в пансионе, не в съемной квартире, а в собственном доме. Этот многоквартирный дом был вообще-то известен как «Красный квартал», поскольку существовал на средства профсоюзов и его поддерживали различные социалистические партии, — в этом, разумеется, была известная ирония судьбы, учитывая политические взгляды Льва и состояние Эрики. Папаша Лёвендаль, как называли его друзья, лишь поморщился при известии о том, куда занесло его дочку, и предложил устроить их куда лучше, однако Эрика была в восторге от жизни в творческой атмосфере, где рядом с ними жили многие левые художники и писатели. Кроме того, Лев был человеком гордым. Поэтому вместо того, чтобы жить за счет своего недавно разбогатевшего тестя, Лев настоял на том, чтобы его недавно обедневший отец жил вместе с ними. И они начали обживать свой новый дом, где на заднем плане всегда присутствовал Абрам Нусимбаум, который лишь молча наблюдал за всей этой кутерьмой.

Папаша Лёвендаль, которого также называли «консулом», поскольку он занимал какой-то дипломатический пост, предоставленный ему чешским правительством, не слишком доверял этому самому Эсад-бею. Поскольку он был богат, то, само собой разумеется, подозревал всякого, у кого не было ничего за душой, в попытках завладеть его средствами. А странный наряд этого писателя, его поведение и вообще вся его репутация едва ли могли развеять возникшие подозрения. Ему импонировал тот факт, что его дочь вышла замуж за знаменитость. Но конкретно этой знаменитости он не слишком-то доверял. И даже нанял частного детектива, чтобы следить за собственным зятем.

Впрочем, неприязнь была взаимной. «У консула были всего три темы для разговоров: обувь, деньги и развлечения, — писал Лев с презрением. — Помимо этого, у него была единственная страсть: потратить как можно больше денег, чтобы потом похвастать этим во всеуслышание. У его жены тоже были всего три темы для разговоров: обувь, деньги и наряды. Помимо этого, у нее также была одна-единственная страсть: сэкономить как можно больше денег и тоже похвастать этим во всеуслышание. Несмотря на такое противоречие, эта пара жила, казалось, очень счастливо… У них был двенадцатилетний сын, однако даже он говорил лишь о деньгах и развлечениях. Третью тему для разговоров ему, очевидно, предстояло найти со временем».