Ориенталист

Сравнение оказалось вещим: хотя Вирэк и Паунд в то время еще не были знакомы, позднее их жизни не раз и не два пересекутся в самых разных обстоятельствах. Оба они будут на стороне «стран оси», хотя по иронии судьбы Паунд начнет поддерживать Муссолини с позиций ярого антисемитизма, тогда как Вирэк будет защищать Гитлера, как это ни удивительно, с позиций «проеврейских». И того и другого американское правительство назовет предателем родины и приговорит к тюремному заключению за симпатии к фашистам. Они оба на последнем этапе жизни Эсад-бея будут пытаться помочь ему выжить в фашистской Европе. Однако, в отличие от Паунда, который был антисемитом до мозга костей, «от рождения», так сказать, Вирэк гордился тем, что его ошибочно приняли за еврея! «Ловкость еврея, быстрота его ума, — писал Вирэк в 1931 году, — его мгновенная реакция на нервные и мозговые стимулы, завуалированные восточной томностью, приводят меня в восторг. Вот почему я стал летописцем Вечного Жида».

Весной 1934 года Вирэк выступал в «Мэдисон-сквер гарден» перед более чем двадцатью тысячами «друзей Новой Германии», зал был увешан транспарантами с американскими флагами, свастиками, портретами Джорджа Вашингтона и Гитлера. Вирэк, стоя перед этими поклонниками нацистов, со всей страстностью вещал в микрофон: «Я не антисемит и никогда им не буду! Я преклоняюсь перед Франклином Рузвельтом!» А дальше он сравнивал Гитлера и Рузвельта, подчеркивая, что они оба «пытаются сделать все, что только в их силах, дабы построить новый мир на обломках старого». И завершил он свою речь невероятным по тем временам советом: присутствующие, сказал он, должны постараться найти возможность выступать «на стороне национал-социализма, не скатываясь к антисемитизму».

Еврейские друзья Вирэка (в том числе его литературный агент Айзек Голдберг) опубликовали тогда в разных газетах серию открытых писем, осуждающих его поведение, его называли там «Джордж Свастика Вирэк». В июне Вирэк встретился в Филадельфии с Путци Ханфштенглем, который прибыл на встречу выпускников Гарварда по случаю тридцатилетия их выпуска. Им обоим потребовалась защита полиции от нападавших на них разъяренных евреев, активно выражавших свой протест. Вирэк же по-прежнему утверждал, что он не нацист. Он отчаянно надеялся, что «канцлер Гитлер», осознав всю мудрость системы фашистской монархии, которую создал Муссолини, вернет кайзера из ссылки и будет править при нем как своего рода регент. Вирэк защищал кайзера на протяжении всей Первой мировой войны, и после отъезда его величества в ссылку в Голландию Вирэк был единственным журналистом, который не раз посещал его там.

Примерно летом 1934 года Вирэк предложил Льву написать совместно с ним биографию бывшего кайзера. В письме к Пиме, которая была также и другом Вирэка, Лев вспоминал:

Если бы мы опубликовали эту книгу под моим именем, эта была бы книга как книга, но вот с именем Вирэка на обложке она должна была стать сенсацией: ведь по совершенно непонятным причинам Вирэка в Америке считают незаконнорожденным двоюродным братом кайзера. Поскольку я никак не мог претендовать на положение кузена кайзера, на обложке книги мы поставили только его фамилию. Это было гораздо лучше, чем добавить туда мою. Мы оба были удовлетворены достигнутыми условиями, и в этом смысле получился нормальный литературный бизнес.

Лев создал первую редакцию книги во время плавания на корабле. «Вовсе не трудно писать книгу, когда путешествуешь на судне, — писал он Пиме. — Ведь мы пересекли Атлантику за тридцать дней. А весь материал уже был у меня в голове. Ежедневно после обеда я диктовал Эри по десять страниц. Закончил я книгу в Венеции». На самом деле он писал эту книгу дольше обычного: он работал над ней около полугода из-за огромного количества материалов, которые понадобилось предварительно прочесть. Лев, по крайней мере, однажды посетил кайзера в его голландской ссылке и впоследствии посылал ему экземпляр каждой из своих книг, едва они выходили из печати.