Ориентализм

30 Ренан пришел в ориентализм из филологии, и именно благодаря исключительно богатой и выдающейся культурной позиции этой дисциплины он привнес оттуда наиболее важные технические характеристики ориентализма. Для всякого, для кого слово «филология» отдает скучным и педантичным словокопанием, восклицание Ницше «мы, филологи», имевшего в виду величайшие умы XIX столетия, прозвучит неожиданно. Однако вспомним бальзаковского «Луи Ламбера». Что за чудную книгу можно было бы написать, рассказывая о жизни и приключениях одного слова! Конечно, оно получало различные оттенки благодаря тем событиям, которым оно служило; в зависимости от места действия оно пробуждало различные идеи; но разве не важнее рассмотреть его в трех различных отношениях: души, тела и * движения? Что представляет собой эта категория, спрашивает далее Ницше, куда помимо него входят Вагнер, Шопенгауэр, Леопарди, — все в качестве филологов? По видимому, данный термин предполагает дар исключительного духовного проникновения в суть языка и способность осуществлять нечто, артикуляция чего обладает эстетической и исторической силой. Хотя филология как профессия поя* De Balzac, Honor'e. Louis Lambert. Paris: Calmann L'evy, n. d. P. 4. См.: Бальзак О. Собр. соч. В 24 х т. М.: ТЕРА, 1998. Т. 19. С. 210.

204

вилась не ранее 1777 года, «когда Ф. А. Вольф придумал

31 для себя наименование „stud. philol“. Ницше тем не менее, пытается показать, что профессиональные ученые, занимающиеся классическими языками — греческим и латынью — обычно оказываются не в состоянии понять эту дисциплину: «они не достигают корней вопроса: они не могут постичь филологию как проблему». По той простой причине, что «филология как наука о древнем мире не может, разумеется, продолжаться вечно; материал ее исчер* паем». Именно этого толпа филологов понять и не в состоянии. Но отдельные избранные гении (spirits), по мнению Ницше, достойны хвалы — не столь однозначной и не так поверхностной, как я это здесь излагаю — за их глубокий вклад в современность, вклад, обязанный своим появлением их занятиям филологией. Филология ставит под вопрос саму себя, тех, кто ею занимается, само настоящее. Она специфическим образом совмещает в себе качества принадлежности к современности и к европейскому человечеству, коль скоро ни одна из этих категорий не имеет подлинного смысла без соотношения с более ранней, чужой культурой и временем. Ницше видит филологию как нечто рожденное, созданное в смысле Вико как знак человеческой инициативы, сотворенное как категория человеческого раскрытия, самораскрытия и самобытности. Филология — это способ исторически отделить себя, как это делают великие художники, от времени и непосредственного прошлого, даже * Замечания Ницше по поводу филологии рассыпаны в его текстах повсюду. См., в особенности, его заметки по поводу выражения «мы, филологи» из записных книжек периода января — июля 1875 г. (translated by William Arrowsmith as «Notes for 'We Philologists'», Arion, N. S. Vi (1974). P. 279–380); см. также его высказывания о языке и перспективизме в «Воле к власти» (The Will to Power. Trans. Walter Kaufmann and R. J. Hollingdale. N. Y.: Vintage Books, 1968). См. рус. пер.: Ницше Ф. Мы, филологи // Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. М.: REFL book, 1994.

205