Полемической (а вовсе не научной) задачей Льюиса является попытка показать здесь и повсюду, что ислам — это антисемитская идеология, а не просто религия. Он не видит логических противоречий, утверждая одновременно, что ислам — это ужасающий массовый феномен, и что он «не обладает подлинной популярностью». Однако эта проблема не занимает его слишком долго. Как видно из второй версии его тенденциозного текста, он продолжает настаивать, что ислам — это иррациональная толпа, или массовый феномен, управляющий мусульманами при помощи страстей, инстинктов и бессознательной ненависти. Цель этой картины — напугать аудиторию, заставить ее не уступать исламу ни пяди. Согласно Льюису ислам не развивается, как не развиваются и сами мусульмане. Они просто есть, и за ними нужно наблюдать из расчета этой их чистой сущности (по Льюису), которая включает в себя давнюю ненависть к христианам и евреям. Льюис повсюду воздерживается от подобных взрывоопасных заявлений. Он всегда оговаривается, что мусульмане, конечно же, не такие антисемиты, какими были нацисты, однако их религия очень легко приспосабливается к антисемитизму. то же самое касается отношения ислама к расизму, рабству и прочим более или менее «западным» порокам. Ядро идеологии Льюиса по поводу ислама состоит в том, что тот никогда не меняется и что его собственная миссия в целом состоит в том, чтобы информировать об этом консервативные сегменты еврейской читающей общественности и всех, кто готов соглашаться с тем, что любые политические, исторические и научные сообщения о мусульманах должны начинаться и заканчиваться тем фактом, что мусульмане — это мусульмане.
Допустить, что вся цивилизация в целом может прежде всего и всецело сохранять верность своей религии — это уж слишком. Даже предположить подобное — это оскорбление для либерального мнения, всегда готового встать на защиту тех, кого считает своими подопечными. Это сказывается на нынешней неспособности политиков, журналистов, равно как и ученых, признать значимость религиозного фактора в текущих взаимоотношениях с мусульманским миром. Отсюда вытекает обращение к языку левого и правого крыла, прогрессивному и консервативному, и всей прочей западной терминологии, использование которой для понимания мусульманского политического феномена примерно столь же информативно и компетентно, как освещение крикетного матча комментатором по бейсболу. [Льюису настолько нравится это его последнее сравнение, что он дословно цитирует его из полемики 1964 года].[391]
В своей более поздней работе Льюис сообщает нам, какая терминология является более точной и полезной, хотя при этом она не кажется менее «западной» (чтобы это слово ни означало): мусульмане, как и большинство других бывших колониальных народов, не способны ни говорить правду, ни даже видеть ее. Согласно Льюису, они привержены мифологии, как и «так называемая ревизионистская школа в США, которая обращается назад, к золотому веку американских добродетелей и приписывает практически все грехи и преступления мира нынешнему истеблишменту своей страны».[392]
Даже несмотря на то, что это вредная и исключительно неточная характеристика ревизионистской истории, такого рода замечания направлены на то, чтобы представить самого Льюиса великим историком, возвышающимся над недалекими и неразвитыми мусульманами и ревизионистами.