Орифламма

узнаваемые, кажутся какими-то персонажами сновидения. Может быть, этого эффекта можно добиться игрой

освещения. Может быть, они наденут маски с собственными лицами. Такое решение представляется наилучшим.

В любом случае, освещением можно изменить цвет их одежды. Журналист и 2-й англичанин пересекают сцену

и разговаривают.

Ж у р н а л и с т. Понимаете, дружба — это надувательство. К тому же она медленно убивает. Презрение — вот благоприятная атмосфера для жизни. Лишь оно может придать нам силы. Презрение — это энергия. Воплощенная энергия.

2-й  а н г л и ч а н и н. Значит, нужно презирать друг друга? А я могу вас презирать вежливо?

Ж у р н а л и с т. Так удобнее, но мы презирали друг друга всегда, дружба служила лишь маской для нашей слабости и подавленного, робкого презрения. Мы живем в рациональную научную эпоху. Надо тщательно всматриваться друг в друга, в наши лица, в истину. Для того чтобы хорошо видеть, надо смотреть друг на друга с определенного расстояния. (На ходу слегка задевает локтем 2-го англичанина.) О, извините! Я вас задел. Простите.

2-й  а н г л и ч а н и н. Ничего, уверяю вас, ничего страшного.

Ж у р н а л и с т. Понимаете?.. Эта сентиментальность в наше время... В нее уже невозможно верить, мы же не дети. Это смешное и лицемерное слово — дружба — должно быть навсегда вычеркнуто из нашей жизни.

2-й  а н г л и ч а н и н. Думаю, вы правы, друг мой.

Уходят.

М а р т а. Говорю же тебе, я здесь. Ты меня не слышишь?

Ж о з е ф и н а. Никого вокруг.

М а р т а. Ты не хочешь меня слышать? Мама, я здесь. И вокруг люди.

Ж о з е ф и н а. Да нет, я слышу. Не надо так кричать.

М а р т а. Вокруг много людей.

Ж о з е ф и н а. Каких людей?

М а р т а. Друзей, у нас столько друзей!

Ж о з е ф и н а. Ты их называешь друзьями? Кто я для них? Кто они для меня? Нет, нет, это не друзья. Пустые предметы в пустом пространстве. Чудовищно непроницаемые, безразличные, эгоистичные, жестокие. Замкнутые в своей скорлупе.

М а р т а. О!

Ж о з е ф и н а. Нет, нет, Марта, конечно, это не о тебе. Но что ты можешь сделать? Ты еще маленькая... Что ты можешь?.. Я совсем крошечная в этом огромном мире. Я заблудившийся испуганный муравей, который ищет своих. Мой отец умер, мать умерла, все родственники умерли. Соседи, которые нас знали, уехали из моего родного города, разбрелись по свету. От них никогда не было ни весточки. Никого, никого больше нет.

М а р т а. Есть другие, все остальные. Есть много людей.

Ж о з е ф и н а. Я их не знаю. Они меня не знают. Чужие... У меня были большие и сильные родители. Они вели меня по жизни за руку. Они ничего не боялись. Шли прямо вперед. С ними мне никогда не было страшно... Раньше мне не было страшно, не было страшно... Только страшно было их потерять. Я все время думала о том, что потеряю их, иначе не бывает. Я знала, знала. И этот день настал скоро, увы, слишком скоро! Я уже давно, так давно одна, они так давно оставили меня одну... Я не привыкла к их отсутствию. И никогда не привыкну. Никогда, никогда... Меня бросили. Мне страшно, так страшно... Я одна, я заблудилась. Меня никто не знает, не любит, я ничего собой не представляю для окружающих. Я для них ничего не значу. Ничего не значу.

М а р т а. Я вырасту, стану такой же сильной, как твоя мать, и буду тебя защищать.

Ж о з е ф и н а. Я защищаюсь, как могу, от этой тревоги. Страх научил меня. Защищаюсь зубами... у меня выросли когти.

М а р т а. Люби людей. Если ты их полюбишь, они перестанут быть чужими. Если ты их не боишься, они перестают быть чудовищами. Им ведь тоже страшно в их скорлупе. Полюби их. И аду придет конец.

Марту больше не видно. В полумраке появляется стена. Пробегает испуганный ребенок, похожий на

мальчика-англичанина. Он пытается перелезть через стену. У него ничего не получается. Появляется толстый

человек, похожий на Джона Буля, он гонится за ребенком. Джон Буль и мальчик тоже преображены, как во сне.

Т о л с т я к. Эй, негодник!

Р е б е н о к. Не трогайте меня... Простите меня.

Т о л с т я к. Сорванец проклятый! Ты хотел нас бросить? А? Хотел сбежать? Почему? Скажи, почему?

Р е б е н о к. Простите меня. Я хотел погулять в лучах света. Мне хотелось, чтобы было много неба.

Т о л с т я к. Ах ты, сладкоежка. Бандит. (Дает ему пощечину и тащит его за ухо. Ребенок плачет.) Думал, я тебя не поймаю...

М а л ь ч и к. Только не в карцер, я не хочу обратно в карцер.

Т о л с т я к. Дурень, теперь узнаешь, что свет гораздо красивее, когда на него глядишь со дна черного провала, и что небо куда чище, когда видишь его через решетку.

М а л ь ч и к. Только не в карцер, не хочу возвращаться в карцер.

Т о л с т я к (уводя его). Мы тебе покажем. Мы тебя научим. Мы займемся твоим воспитанием. В конце концов поймешь... или покоришься.

Уходят.

В луче света появляются странные фигуры; вскоре становится понятно, что это 1-й англичанин и 1-я англичанка,

2-й англичанин и Журналист, с несколько измененной внешностью, как бы слегка карикатурной. Бурно

жестикулируя, они подходят к Жозефине.

Ж у р н а л и с т. О, мадам, мадам, мы всем сердцем с вами.