Оригами из протоколов

Ни ссор, ни скандалов. Все верно. Я никогда не высказывала ему претензий. Он решал, я подчинялась. И цветы он внезапно приносил в ординаторскую. Под завистливые взгляды моих коллег. Любил красивые жесты. Главное, публичные. И сумочку забирал, и пакеты. Никаких тяжестей. Если не считать мешок муки, которые мы с Витей везли на велосипеде с оптовой базы. Муки для выпечки хлеба. Печь я тоже научилась, и печь, и покупать продукты на отдаленных оптовых базах, экономить на всем. Даже на хлебе.

А еще я знала, что он мне изменял. Я не знаю, с кем. Не знаю, потому что не хотела знать. И не хотела вообще, знать, видеть и догадываться о том, что он мне изменял, но коллеги постарались.

– Были ли у вас проблемы в интимной жизни?

– Никаких проблем у нас не было. И, вообще-то, это не ваше дело.

Это у меня были проблемы в интимной жизни, эта самая интимная жизнь меня сильно разочаровала. Принцесса, прочитав "Анжелику", представляла ее себе несколько иначе. Я просто терпела притязания Игоря, ведь я должна быть хорошей женой. Мою интимную жизнь можно было назвать только супружеским долгом.

А у Игоря, судя по всему, с интимной жизнью как раз было все распрекрасно.

– Как вы можете охарактеризовать своего супруга?

– Мужа я могу охарактеризовать как очень надежного, разумного, я с ним советовалась по всем вопросам. Мой муж был главой семьи. Игорь был очень ответственный, любил детей, переживал за всех, ко мне относился хорошо, был очень заботлив. И я не считаю, что он был скрытным, мы общались с коллегами, дружили семьями, часто бывали в гостях, приглашали гостей к себе. На похороны к нему многие приходили попрощаться. Муж был требовательный, как и все военные, требовал исполнения своих приказов. В семейной жизни муж был также требователен, в том числе и к детям. Однако насилия в семье как психического, так и физического он не применял. Из личностных черт я могу отметить, что муж был веселый, любил активный отдых.

Да. Можно и так охарактеризовать. И на поминках все именно об этом и говорили.

– … простите, мне до сих пор очень тяжело говорить об Игоре.

Следователь.

Горшова ушла. В кабинет заглянул сосед Леша. Хороший парень, да и следователь неплохой. Лешка налил в литровую чашку с кофе кипятка:

– Кого ты там пытала так долго?

– Да терпилу по военврачу.

– И как?

– Как обычно. Все прянично-мармеладно-шоколадно. Даже слиплось слегка.

– Значит, конфетку ты не будешь?

– Бери, Леха, у меня еще есть. А давай, Лешка, вместе чай попьем, с пирожками. Я в магазине по дороге купила. Тут ведь без пирожка не разберешься, зачем мадам на меня вывалила такую большую кучу бессовестного вранья.

Председатель профсоюза

Вчера пришел ворох повесток, на допросы вызывают практически всех, кто работал с Горшовым. Как будто кто-то что-то может рассказать. Начальник госпиталя спихнул раздачу повесток на меня, как на секретаршу. Но его секретарша носит кофе, а я ношу повестки. Молча. Потерять такую работу сейчас для меня катастрофа. За эти годы я забыл все то немногое, что знал и умел. Быть председателем профсоюза оказалось сытно и спокойно.

А потому я молча исполнял любые поручения любого начальника, уже не первого и даже не второго.

Раздать повестки – не самое худшее поручение. Раздал и раздал. Попутно выслушал от коллег и о повестках, и о себе и Горшове.

Ну выслушали выслушал.

И сам я явился на допрос, к указанному времени.

Надо же, следователь – женщина, всегда думал, что следователями работают мужики.

Хочет узнать каким был Горшов. А от меня, поди, выхлоп на пару метров. Неудобно.

Ну что, Горшов, Горшов был неприятным, высокомерным, мне скрывать нечего. Или почти нечего. Я так и рассказал, почти все. Почти. Я же и не обязан рассказывать прям все-все.

Да и никто, пожалуй, всего-всего следователям не рассказывает, это же очевидно.

Женщина-следователь почти не смотрела на меня. Она только кивала головой, когда выслушивала мои ответы, но глаз от клавиатуры практически не отрывала. Она вообще, странно печатала, глядя на клавиши, а не в монитор.