Оригами. Раннее

— Ладно, так и быть. Предъявлю документ, в соответствии с которым я уполномочен был явиться сюда сегодня.

«Налоговый инспектор?» — пришла вдруг глупая догадка в голову Антона. Мужик вдруг заливисто расхохотался.

— Где же это ты видел, чтобы налоговые инспектора вечером тридцать первого декабря в костюме Санты по домам шастали?

Нежин впал в ступор. Либо дед читал его мысли, либо у него начались галлюцинации.

— Ладно, вот, гляди!

Мороз достал из кармана старый пожелтевший листок бумаги и протянул его Нежину. Тот, взглянув, обомлел: это было то самое письмо, опущенное им двадцать с лишним лет назад в почтовый ящик. В графе адресата стояло «Дедушке Марозу!», выписанное кривым детским почерком.

— Откуда у вас это?

— От верблюда. Если ты верблюд, конечно. Ну, налей мне чего-нибудь, а?

— Коньяку?

— Можно.

Нежин достал из бара бутылку и бокал, налил и протянул незнакомцу. Тот молниеносно проглотил золотистую жидкость, от чего вспотел еще больше.

— То есть, вы хотите сказать, что вы — настоящий Дед Мороз, так?

— Разумеется. Можно просто Коля. Ты же уже большой мальчик.

Антон снова уселся на пол возле елки. Может быть, сумасшедшая смена событий в течение последней недели расстроила его психику? Покушение, неудавшаяся сделка, разрыв с женой, быстро развивающиеся отношения с Натальей, неожиданное отцовство. Нет, он был очень доволен тем, как все складывалось. Но, возможно, его организм запротестовал против таких темпов. Нужно скорее позвать Наталью (она укладывала Василия в спальне на втором этаже) и проверить, увидит ли она этого чудика. Если нет, то хреновые же были его дела!

— Не нужно никого звать! — снова ответил дед на мысли Антона. — Я здесь ненадолго. Просто дух перевести. И извиниться.

— За что?

— За задержку. Неувязочка вышла с твоими желаниями. Такое часто бывает. Понимаешь, ужесточенный визовый режим, дорожные сборы и все такое. Да и почта наша сам знаешь, как работает. Но ведь главное, что желания все-таки исполнились, правда?

Антон продолжал оторопело глядеть на пришельца. Тот посидел еще пару минут молча, затем встал и подошел к окну, до нижнего края которого едва доставал подбородком. Совершив вдруг легкий высокий прыжок, неизвестно каким образом удавшийся человеку с таким маленьким ростом и тучным телом, дед оказался на подоконнике и приоткрыл раму.

— Хорошие мальчики говорят спасибо, когда им делают подарки, — обиженно сказал он, обернувшись.

— Спасибо, — машинально повторил Нежин.

Дед кивнул и выпрыгнул в метель.

— Антош, ты чего окно раскрыл? Простудишься ведь в футболке.

Нежин открыл глаза и понял, что лежит на диване. Наталья пыталась справиться с огромной рамой, никак не поддававшейся ее миниатюрным слабым рукам.

«Присниться же такое!» — подумал Нежин, обрадованный тем, что это был всего лишь сон.

— Василий уснул?

— Как сурок.

— Сколько до Нового года?

— Полтора часа. Сейчас уже поспеет курочка.

— Ням-ням! — Антон подпрыгнул с дивана и подхватил Наталью на руки.

— Проголодался? — спросила она, нежно поглаживая его по щеке.

— Еще как!

— Тогда принеси скатерть. Будем накрывать. Ой, гляди, что это такое?

Она указала пальцем на пожелтевший листок, лежавший посреди комнаты.

— Это… это из документов выпало, наверное. Сейчас уберу.

Он осторожно опустил Наталью на пол, пытаясь скрыть замешательство. Когда она снова ушла на кухню, Нежин поднял письмо и подбежал к окну. Во дворе не было ни души, только ветер врезался в волны сугробов, разбрасывая сотни снежных брызг.

— Спасибо! — прошептал он в зимнюю полночь, улыбнулся и осторожно прикрыл окно.

Былабылидочка

— Какая хорошенькая-то, господи. Давно таких не было. Баб Маш! Отказницу-то новенькую видела?

Дородная, высокая нянька склонилась над пластмассовой люлькой, более напоминавшей корыто, в каких советские ударницы стирали панталоны. Услышав обращение, уборщица баба Маша оперла швабру о стену и подошла ближе, припадая на левую ногу.

— Гляди, какая, а? — умилялась пухлая нянька.

— Сколько ей? — пробасила уборщица.

— Десять дней вроде. Вчера привезли.

— Что за дрянь бросила?

— Сказали — малолетка вроде. Девке пятнадцать, из богатой семьи… родители не разрешили забрать, наверное. А, да бес их знает! Но какая девка-то, красавица будет. Гляди: бровки, реснички — как нарисованные. Я так о дочке мечтала. Была бы у меня Лидочка! Так нет. Три лба. Сладу ну никакого! Всю душу уже вымотали…

Баба Маша молча покачивала головой, слушая няньку и не отрывая взгляда от свертка, заключавшего в себе маленькое человеческое существо.

Девочка действительно сильно отличалась от большинства грудных детей с их еще не оформившимися чертами и рассеянным, бесцветным взглядом. Пухлые губки розовели на бледноватой сатиновой коже аккуратного личика. Редковатые бровки и реснички уже имели замечательный черный цвет. Довольно большие, темные глаза, казалось, абсолютно осознанно смотрели на двух теток.

— Глаза-то, поди, фиалковые будут, как у Софи Лорен, — продолжала умиляться нянька.

Лицо бабы Маши вдруг как-то злобно исказилось, и морщины на грубой смуглой коже будто углубились.