Оригами. Раннее

Слегка привалившись на жесткий панцирный бочок, Рыжик лежал в норке, вольготно потягиваясь всеми шестью лапками. Уже довольно немолодой таракан абсолютно оправданно считал себя существом особенным и, пожалуй, единственным в своем роде. Его далеко не заурядный, прозорливый ум (о чем, в первую очередь, свидетельствовал почтенный возраст Рыжика) обретался в великолепном теле, подобным которому вряд ли мог бы похвастаться еще хоть один прусак в радиусе многих километров. Рыжик походил на переспелую, лопнувшую с одной стороны маслину, окрашенную в бесподобно насыщенный оттенок цвета детской неожиданности. По краям маслина была утыкана изумительными стройными ногами и усами. И те, и другие были невероятно длинны и придавали жирной маслине изящество и аристократизм.

Собственною судьбою Рыжик был удовлетворен не менее, чем своей блестящей, коричневой внешностью. Два года назад, еще молодой и наивный таракан, спасаясь из дихлофосного чистилища, совершенно случайно попал в квартиру закоренелого холостяка Ярика. Пристанище было бы пределом мечтаний даже для крупных грызунов, и только тот факт, что находилось оно на пятом этаже, лишал последних возможности обосноваться в этом замечательном месте. Ярик жил один уже очень давно, и его одиночество обратило однокомнатную квартиру в истинный тараканий рай. Когда Рыжик думал о смерти, то самым пугающим в этих размышлениях была перспектива покинуть просторы тараканьего заповедника.

Обосновался Рыжик в одной из широких щелей, тут и там рассекавших подгнивший плинтус. Дырка имела форму стрельчатого окна и была так глубока, что вместила бы не менее трех массивных тараканьих телец. В ней было спокойно и уютно. Большую часть своего времени Рыжик проводил именно здесь, пребывая в полусонном состоянии и выползая только в двух случаях: когда в твердом тараканьем животике урчало, возвещая, что пора бы и подкрепиться, либо если просто становилось скучно и требовалось размять членистые конечности.

Несмотря на природную лень, таракан обожал свои вылазки. Полусантиметровый слой пыли, устилавшей все горизонтальные и большинство вертикальных поверхностей, нежно щекотал животик. Лапки мягко утопали в серой массе, будто в дорогом персидском ковре. Поиск еды не составлял никаких трудностей. Яблочные огрызки и банановые шкурки под диваном, не до конца обглоданные кости под кухонной мебелью, конфетные обертки с остатками подтаявшего шоколада, не говоря уже о хлебных крошках, которые повсеместно роняли наскоро сделанные бутерброды Ярика.

Кроме того, отовсюду изумительно пахло. Оттенки запахов разнились между собою и приводили Рыжика в неописуемый восторг. Целую вечность готов был провести таракан среди неделями не стиранных носков Ярика и собранных вокруг мусорного ведра пузатых, ароматных пакетов.

Но самым жизнеутверждающим обстоятельством сожительства Рыжика с Яриком было то, о чем не мог бы мечтать ни один из ныне живущих «стасиков»: абсолютная и не подлежащая сомнению безопасность. Это Рыжик понял еще полтора года назад, в одну из своих вечерних вылазок.

На кухне тускло мерцала совдеповская люстра, более походившая на глиняный горшок и, в принципе, равная ему по светопроницаемости. Ярик сидел за столом с остановившимся взглядом, причем остановился его взгляд на почти допитой поллитровке. На нем была засаленная, когда-то белая, майка и протертые на коленях спортивные штаны с лампасами. Недельная небритость на яриковом лице очень гармонировала с окружающей обстановкой.

Плавно и осторожно Рыжик высунул из щелки половину маслины. Обычно он так не рисковал и до наступления темноты не высовывал носа из своей норки. Но сегодня, оправившись от двухсуточного полусна, он был не по-тараканьи голоден и чувствовал, что еще чуть-чуть и в стрельчатом убежище будет лежать хрустящий трупик бесславно сгинувшего тараканчика. А если уж умирать, то точно не от голода. Более глупой смерти, находясь среди такого изобилия отбросов и представить себе нельзя.

Медленно поводя чувствительными усиками на голове, Рыжик стал продвигаться к кухонной мебели. И вдруг обомлел. Уже достаточно опытный таракан, он ороговевшей спиной почувствовал на себе взгляд и замер.

«Уж лучше бы от голода, чем в лепешку. В ЛЕПЕШКУ! Ой, мама!», — крутилось в голове застывшего таракана. Он прекрасно знал, что должно было произойти далее и, зажмурившись, не двигался с места.

Но ничего не происходило. Ярик по-прежнему не шевелясь сидел за столом, а его тусклый взгляд уныло упирался в насекомое аномально больших размеров.

«Эка тварь, — вдруг хрипло, как из ржавой водопроводной трубы, вырвалось из ярикового горла. — Такой здоровый». Неожиданно тусклые глаза заблестели и Ярик заговорил скорбным голосом. «Хорошо тебе, тварюка жирная. Живешь ни о чем не думаешь».

«Ни фига себе, ни о чем, — подумал таракан. — Сидишь здесь, жрешь, пьешь. Взбредет тебе в голову — и хлопнешь меня подошвой».

«Ты не бойся, — будто отвечая на мысли Рыжика, всхлипнул Ярик, — я тебя убивать не буду. Что мне с того? Я ведь, по сути, человек хороший»…