Подставится так, чтобы выпасть на капитанский балкон я бы не смог - туда лифты не ходят. А вот вывалиться в сектор, облюбованный старшим офицерским составом, где сплошь мьер-лейтенанты, лэры, калейдоскоп шевронов и 'зеленые кущи' ступенями до дна бублика...
Точно, как есть 'офицерский ресторан' - изолированный балкончик, нависающий над кают-компанией. Вон и навигатор мне ухмыляется, ручкой делает. Помнит, стервятник, как гонял нас вчера. Ну и я - бандак, это же надо было такие параметры лифту задать, чтобы он увёз меня к противоположному входу в 'бублик'!
Эпите та хатта! Парад первоколонистов, и тут появляюсь я в накинутом кое-как кителе. Вспомнил! Добс была фамилия того парня, который мычанием объяснялся в кают-компании с капралом, зажав китель в зубах! Ну так тот хоть новое звание обмывал!
Исправлять косяк было поздно. Я постарался медленно и с достоинством покинуть не подходящий мне по рангу сектор, лавируя между столами и группами офицеров. Здесь ведь даже не поешь по-человечески, перед каждым вторым придётся салюты отмачивать!
Провожали меня усмешками и гримасами. Китель при мне? Ну и к Хэду!
Где-то внизу, бурлило человеческое море, и я пробирался сквозь заросли элитных 'кустов' с упорством маньяка, пока, наконец, не нашёл дорожку вниз.
ГЛАВА 32
Путешествие по дну бублика постепенно изменяло картину: зелени становилось меньше, знакомых лиц - больше. Я миновал 'заросли' саргов с первого щита, уловил, наконец, признаки привычного пейзажа, выдохнул было, но тут же обнаружил, что ближайший хромированный бар, он же закусочная и полулегальный магазинчик, оккупирован Корске и его шестеркой. Шумно, с картами. А за соседними столиками хватает уродов и саргов, которых я не очень хотел бы сегодня видеть. Да и они меня, честно говоря, тоже.
Хэд! Некуда приткнуться бедному пилоту. Хоть в рассаду ныряй!
Влипать в дополнительные наряды из-за очередной оды моей 'эрцогской морде' или 'саргу-неваляшке' совсем не хотелось.
Добрый у нас коллектив? А ты чего-то другого ждал на военном корабле? Здесь за словом не в карман лезут. Разве что в словарь. Мёртвые и локальные наречия Кодекс Армады за мат не считает. В смысле не штрафует за них. Нет, выражаться-то можно и по-имперски, но тогда эрго со счёта спишутся автоматически. Жалование легко не только пропить, но и проболтать.
Пока я хлопал глазами, выбирая из вариантов 'плохо' (пообедать с уродами) или 'очень плохо' (поесть с саргами), нырять в кусты стало поздно. Корске заметил меня и началось: 'Как житуха? Ты с нами сегодня играешь? Не играешь? Да тебя сгноят на дежурствах!' И улыбка во всё лицо, плюс трепыхания, словно у него режутся крылья.
С крыльями - полный обман. Ромэн азартен не по-ангельски, а играет по-крупному - чем крупнее, тем шумнее.
Когда-то Корске-Шумелка и его парни были моей семьёй. В элиту Дьюп меня выдернул из запасного состава бегунков, а их группируют по шесть двоек для фигур и задач. Только летали мы, обычно, по 'Аисту', а не в космосе. Сарги же.
В общем... формально-то статус я поменял, а на деле завис. Уже не сарг, еще не урод. Ещё не разучился транжирить время за картами, а другим способом убивать мозг пока не умею...
Житуха? Никак она у меня, Ромэн, никак.
Но первому болтуну 'Аиста', Ромэну Корски, я не сказал бы этого вслух даже за взятку в размере трёх суток спокойного сна. Потому - жестами и мычанием отбоярился, протиснулся к барной стойке, напоминающей маленький серебристый тор, и едва успел завладеть подносом, где бифштекс соседствовал с шипящими луктольскими булочками, как заметил Дьюпа. Вопрос, как я его раньше не заметил.
Мой старший опять возвышался у инфораздатчика. Вокруг него сиротливо пыжились пустые шары кресел, а на почтительном расстоянии тусовались зеваки. Для многих на корабле было обычным утренним развлечением - считать, сколько новостных окон откроет за раз сержант Макловски.
Раздатчик - колечко стойки размером с бар, принимающей информацию с внешних станций. Общей стойки. И кресла вокруг, чтобы посмотреть матч или интерактивное голо. Только Дьюп видел понятие 'общий' во время последнего коллапса Вселенной, а потому над раздатчиком парила сейчас голосфера, пестрящая новостными окнами, то возникающими, то схлопывающимися, то наслаивающимися друг на друга, а сержант Макловски управлял этой какофонией едва уловимыми движениями пальцев в сетке голоманипулятора.
Газет напарник наоткрывал столько, что от бегущих строчек и роликов у меня зарябило в глазах. Хэд, только этого моей больной голове и не хватало!
Я отвернулся, попытался втиснуться куда-нибудь со своим подносом. Выпечка остывала самым непростительным образом. Однако свободные кресла остались лишь вокруг Дьюпа. Зеваки не рисковали подсаживаться слишком близко. Говорят, пару лет назад самые борзые открыли дискуссию, что важнее - общественный просмотр матча по глэйву на первенство Дэнева или личное издевательство Макловски над прессой? Обсуждение вылилось в два сломанных носа, одно вывихнутое плечо и десять суток карцера для всех. Причём матч так никто и не посмотрел.