— Это твоя сестра? — спрашивает Элисон, после того, как мы закончили. Я улыбаюсь на яростные взмахи с другой стороны человеческого моря.
— Ага, — говорю я гордо. — Это Бет.
— Мне нравятся её волосы, — говорит Элисон. — О боже, я надеюсь, что понравлюсь ей. Я имею в виду, стать частью четырехугольника, в котором уже есть три сестры, это будет…
— Потрясающе, — говорю я, обнимая её. — Всё в Беркли собирается быть потрясающим.
Особенно учитывая, что Шон тоже там будет.
Я устремляюсь сквозь толпу и после секундной давки я оказываюсь перед Харпер, Бетси и Шоном.
— Пойдемте, нам пора! — говорю я.
— Тебе тоже необходим твой момент, дорогая, — говорит Харпер. — Это твой момент.
Я люблю то, как она активизировалась, когда мама покинула нас; она и Мейсон странно похожи, как неженатые суррогатные родители. Она отвечает за то, чтобы я была сыта, в то время как он отвечает за скудные средства из маминого трастового фонда.
Харпер говорит мне и Шону задержаться для фотографии, и я знаю, по тому, как она улыбается, что эта фотография попадет в рамочку. Наконец все готовы двигаться дальше; мы идём к машине Харпер, мы с Шоном держимся за руки.
— Поздравляю, — говорит он, целуя мои запястья.
— И тебя, выпускник, — говорю я, легонько толкая его.
Мы почти дошли до машины, когда из ниоткуда появляется Мейсон.
— Привет, Лиззи. Поздравляю.
— Спасибо. И спасибо, что пришел.
— Я счастлив быть здесь, — говорит он, доставая что-то из кармана. — Но я хотел отдать тебе это. — Он протягивает мне маленькую коробочку; мой желудок делает сальто, потому что я практически уверена, от кого она.
— Мама? — спокойно спрашиваю я. Он единожды кивает, прежде чем легонько похлопать меня по плечу, развернуться и уйти.
— Этот парень такой странный, — говорит Шон, когда Мейсон вне зоны слышимости.
— Да, но он великолепен.
В машине я открываю коробку и нахожу ожерелье с подвеской в виде маленькой птички. В мгновение ока всплывает воспоминание: мама поёт мне, чтобы я уснула, когда я была маленькая. Она всё время пыталась спеть «Огонек, огонек» или «До свидания, малыш», но я говорила: «Нет, спой „Три маленькие птички“».
— Это глупо, — протестовала она, смущаясь песни, которую сама же и написала.
— Она единственная, которая мне нравится, — говорила я. И, в конце концов, она пела именно её.
— Мило, — говорит Шон, указывая на ожерелье.
— Да, так и есть, — говорю я, вытирая слезу, прежде чем он увидит. Бетси смотрит назад, на ожерелье в моей руке, затем улыбается.
— Прямо как в песне, да? — спрашивает она.
— Прямо как в песне.
С переднего сиденья Бетси начинает тихонько напевать. После всех этих лет, после всего, что случилось, я всё ещё помню слова.