В таком состоянии не замечаешь времени. Солнце проплыло над лентой дороги и так же неспешно, как поднималось в зенит, сползало к горизонту. Наша тень, болтавшаяся где-то сзади, вытянулась и забежала вперед.
Я стал крутить головой, прикидывая, в каких кустах можно остановиться. В принципе, ночевать можно где угодно, но приятнее, если рядом будет какой-нибудь бочажок. Здесь, на «кошме», нет ни рек, ни ручьев. Изредка попадаются широкие промоины, по которым в дождливый сезон по ним мчится поток мутной воды. Но сейчас они пересохли, и лишь там, где есть ключи, сохранились мелкие лужи. Вода выходит из земли и сразу же впитывается в нее, но вокруг источника — зеленые, не выгоревшие заросли. Если выкопать под корнями ямку и выстлать ее тканью, что можно нацедить пару стаканов чистой воды. А если еще водяные «служки» помогут, то вообще все просто.
Однако обращаться к духам не пришлось.
Кочевье было заметно издали: у обочины, возле полосы кустов — несколько юрт и большая отара. Три всадника на черных волках сгоняли овец в кучу — готовились к ночевке.
«Давненько я не ел жареной баранины», — намекнул Маня.
Впрочем, понять волка можно было и без слов.
Ветер дул со стороны кочевья. Учуяв запах дыма, Маня сделал стойку, ловя ноздрями воздушные струи, и сразу же прибавил шаг.
Кочевье было невелико. Издалека мне показалось, что у дороги стоит три юрты, но стоило подъехать поближе, стало ясно: один из шатров никакого отношения к пастухам не имеет. Да и не юрта это вовсе — возле самых кустов возвышался круглый купол. В него никто не входил и не выходил. Орчанки то и дело ныряли в юрты то за мисками, то за полотенцами, а к этому странному сооружению старались лишний раз и не приближаться.
Я попытался посмотреть на строение «особым» зрением. Так и есть — вокруг него — кокон чистой энергии. Впрочем, с этой странной штукой, не похожей ни на что, встречавшееся в степи, можно разобраться потом. А сейчас главное — передохнуть и поесть.
Ни один орк не прогонит путника от своего костра. Таков закон Дороги.
Мы подъехали, когда пастухи уже закончили дневные дела. Над костром в большом котле варилось мясо, орчанки суетились, накрывая к ужину. На расстеленной возле одной из юрт циновке стояли плетеные тарелки с лепешками, мисочки с кисло-сладким ягодным соусом, кувшины с узваром.
— Радости тебе, Щитоносец! — приветствовал меня самый представительный из мужиков — широкоплечий крепыш с длинными желтыми клыками.
Я спрыгнул с Мани и ответил, как положено:
— И тебе радости, старший над родней!
Пастух кивнул на расстеленную циновку:
— Сегодня мы будем радоваться не только вкусной еде, но и мудрым речам. Отпусти зверя. Сегодня его стаей будут наши волки. А тебя, Щитоносец, ждет место рядом с полной чашкой.
Освобожденный от седла Маня встряхнулся и радостно поскакал за юрту, откуда доносилось довольное чавканье и изредка — предупреждающий рык.
Мальхон — густой бульон с травами. Варево разливают по мискам, а вынутую из котла баранью ногу кладут на большую доску. Каждый отрезает от куска столько, сколько нужно, потом мясо кидают в котел — довариваться. И так — раз за разом, пока не останется ничего, кроме голой кости. Просяные лепешки макают в соус из курдючного жира, меда и ягод и заедают ими мясо.
Когда мосол вытащили из котла в третий раз, желтозубый пастух сыто рыгнул и откинулся, опершись спиной о лежащее сзади седло.
Пришло время разговоров:
— Как дела в стойбищах Белогривых?
Я пожал плечами:
— Я не был дома. Иду с востока, прошел по берегу Асана и теперь спешу в Карод.
— Берега Асана? Там, где была битва с тварями Хаоса? Как там сейчас?
— Земля оживает, но появилось много странных трав. Я — лекарь, собирал то, что появилось после Хаоса. Странные травы хотят видеть и маги из Карода.
Пастух покачал головой:
— Не зря говорят, что Щитоносцев не понять. Ну что ж, старик, твоя дорога — это твоя дорога. Мы почитаем Того, Кто Скачет на Белом Льве. Наши шаманы приносят ему положенные жертвы. С тех пор, как возвели Жилище Птицы, — желтозубый махнул рукой в сторону глиняного купола, — болезни реже тревожат всадников.
«Ага, значит, это — капище. Интересно», — сообразил я.
— Пусть Илват расскажет, — подал голос один из молчавших до этого пастухов.
— Пусть, — кивнул желтозубый.
Илват — худенький парнишка, которому вряд ли минуло больше пятнадцати лет, засмущался:
— Ну что ты, дядька Прых! Разве ж я умею красиво говорить?
Но старший подбодрил пацана:
— Только ты видел дочь Белогривых и ее Птиц. Только ты у нас видящий, хотя шаман и не хочет брать тебя в учебу.
— Так это он из-за Малинки не хочет, — еще сильнее засмущался парень.
— Не о девке речь, Илват! Говори про великую лекарку и про то, как наш источник Птицы выбрали!
— Да я чо? Я ничо… — заныл орчонок, но все же принялся рассказывать.
Правда, начал издалека: